|
– Я к Лине… и Аркадию. – Потом. Потом – обязательно. Он сказал это очень жестко и взял меня за руку. Я позволила отвести себя в другое отделение, этажом выше. Там Никитка сдал меня медсестрам, пожурив девчонок, что проглядели беглянку. – Ты оперировал ее? – спросила я, когда он уже стоял в дверях. – Да. И не я один. Двумя бригадами еле справились. – Все… серьезно? Он помедлил. – Расскажу завтра, обещаю. – А Аркадий… – Да увидишь ты своего Аркадия. Он заходил к тебе, ты на процедурах была. – А не знаешь, что там с судом? – Ну, дорогая, ты еще спроси, как там его собака поживает. Придет, сам расскажет. И… не спускайся пока к Лине. Все равно нельзя. Я кивнула, он вышел. Никита Сонин был моим сокурсником (правда, с четвертого курса я сбежала, променяв грядущую гинекологию на фармацевтику), кандидатом, а затем и доктором наук, автором четырех монографий и практикующим хирургом. Нейрохирургом. Высочайшего класса. Как он успевал совмещать практику и кафедру, оставалось загадкой, но успевал. А еще он был моим близким другом. Одно время – очень близким, но то время давно прошло. Он знал Аркадия с Линой и многое знал про меня; практически все. Наверное, поэтому я доверяла ему безоговорочно. На следующий день Аркадий зашел ко мне. Он радовался, что я выздоравливаю, очень радовался. Даже улыбался. Извинялся за аварию, и я совершенно ясно слышала непроизнесенные извинения за то, что это не он сейчас в больнице, закованный в гипс и перемотанный бинтами. Он разговаривал со мной, а думал о ней. И так было правильно, я понимала. Я только не могла смотреть на ужас, копошившийся в провале зрачков, не имеющих дна. Он страшно боялся. Мы поговорили о суде, о том, что вину сначала записали на него – ехал сзади, – но свидетелей набралось предостаточно, и обвинение сняли. Говорили обо мне, что болит, как лечат. Спустя полчаса я рискнула: – Что с Линой? Ей… лучше? Аркадий молчал недолго, секунд двадцать, не больше, и эти секунды отпечатались в сердце неровной цепочкой следов. – Она умирает, – сказал он. Как-то тихо это прозвучало, по-детски беспомощно. И рядом с одними следами легли двадцать других. – Но как?.. Аркадий чуть приподнял плечо, показывая сомнение или непонимание. Выражение лица осталось все таким же детски недоуменным. – Они сделали все, что могли. Честно говоря, не помню наш дальнейший разговор. И был ли он вообще? Аркадий ушел, а я осталась сидеть. Деревья за окнами слегка покачивались, ватные клочки облаков норовили забить голубые щели неба. Если бы я могла, я бы отщелкала слайды диафильма назад. Жаль, ночь нельзя растянуть на полжизни. Я так нуждалась во времени. Мысли приходили чуждые, опасные, притягательные. Если судьба отняла все шансы, имею ли я право вырывать у нее из зубов последний? Для себя, для нее и для него. Я попросила медсестричек подключить для меня ноут и до утра читала доклады и статьи за подписью проф. Н. Сонина. Когда вечером Никитка заглянул навестить меня, я была готова. Почти… – Ну что, что?. |
