Было слышно, как Сакина бормочет заклинания.
71
Это были дни любви, нежности и умиротворения. Как сладко быть счастливым в этом мире! Касем вообще бы не выходил из дома, если бы не стеснялся насмешек по этому поводу. Его сердце пило из источника радости до опьянения. Он был окружен таким вниманием и лаской, о каких только мог мечтать. Дом был чисто прибран и окурен благовониями. Жена всегда была красиво одета, лицо ее светилось, она излучала доброжелательность. Однажды, когда они сидели рядом в зале, она сказала ему:
— Ты слишком скромен, как агнец. Ничего не требуешь, не приказываешь, не запрещаешь. А ведь здесь хозяин — ты!
— Мне так хорошо, что нечего больше и желать! — ответил Касем, играя прядью ее крашеных хной волос.
Она притянула его руку к себе.
— Сердце мне сразу подсказало, что ты — лучший мужчина в нашем квартале. Но ты так воспитан, что кажешься чужим в собственном доме. Разве не понимаешь, что мне от этого больно?
— Это ты говоришь мне, тому, кто благодаря счастливой судьбе после раскаленного песка оказался в райском саду этого дома?
Пряча улыбку, она попыталась быть серьезной:
— Не думай, что ты обрел в этом доме покой. Сегодня или завтра ты станешь управлять моим имуществом. Тебя это сильно обременит?
Он рассмеялся:
— По сравнению с овцами это забава.
Он принял управление ее недвижимостью, которая располагалась между кварталом бродяг и аль-Гамалией. Нелегко было управиться с неспокойными жителями, но его гибкость там, где это было возможно, спасала ситуацию. Работа отнимала у него лишь несколько дней в месяц, все остальное время было для него непривычно свободным. Но самой большой его победой в новой жизни стало то, что он завоевал расположение дяди жены — Увейса. С самого начала Касем проявлял к нему внимание и почтение, предлагал свою помощь в разных делах, пока родственник не подружился с ним и не ответил тем же добрым отношением и уважением. И однажды Увейс не удержался:
— Я грешил на тебя! Знаешь, думал, ты один из проходимцев этого квартала. Я думал, что ты играл чувствами племянницы, чтобы завладеть ее состоянием и спустить его на развлечения либо жениться на другой. Но ты доказал, что ты верный и мудрый человек. Она сделала правильный выбор.
В кофейне Дунгуля Садек весело рассмеялся и сказал:
— Угости нас кальяном за свой счет, ведь ты теперь важный человек!
— Ты почему не ходишь с нами в винную лавку? — спросил Хасан.
Касем ответил им с серьезным видом:
— У меня нет денег, кроме тех, что я получаю за управление делами жены и за некоторые услуги ее дяде.
Удивленный Садек, произнес поучающе:
— Любящая женщина — игрушка в руках мужчины!
— Если только мужчина ее не любит так же сильно! — рассердился Касем. Он посмотрел на друга с укоризной: — Ты, Садек, как остальные жители нашего квартала, видишь в любви лишь средство достижения своих целей!
Садек смущенно улыбнулся и извинился:
— Таков удел слабых. Я не так силен, как Хасан или ты, Касем. И уж надсмотрщиком мне не бывать! А на нашей улице — либо бьешь ты, либо тебя.
Касем умерил свой гнев, приняв извинения, и произнес:
— Какая удивительная у нас улица! Ты прав, Садек, жителям нашей улицы можно только посочувствовать.
— Эх, если бы наша улица была такой, как о ней думают жители других мест… — сказал с улыбкой Хасан.
— Говорят, улица аль-Габаляуи! Улица отважных надсмотрщиков! — подтвердил его слова Садек.
Касем погрустнел. Он украдкой посмотрел в сторону Савариса, сидевшего у входа в кофейню, чтобы удостовериться, что тот их не слышит, и только тогда произнес:
— Они как будто не замечают наших бед!
— Люди поклоняются силе, даже обиженные!
Касем глубоко задумался. |