— Такому человеку, как ты, не нужны слова утешения! — сказала она.

Проведать больную приходило столько народу, что в доме стало тесно, и Касем вышел на крышу. Из окон слышались женские голоса, внизу проклятья смешивались с криками торговцев. Раздался детский плач, сначала Касем подумал, что это Ихсан, но увидел на соседней крыше малыша, лежащего в пыли. Медленно опускалась темнота. Стая голубей возвращалась на ночевку. На горизонте сверкнула единственная звездочка. Он думал о том странном взгляде, который появился у Камар, о том, что у нее невольно стал дергаться уголок рта, губы посинели, и о том, как ему это пережить. Прождав несколько часов, он вернулся. В зале он застал Сакину с ребенком на руках.

— Входи тихо! Не разбуди ее! — сказала она шепотом.

Он прилег на диван, стоявший рядом с кроватью. Светильник на подоконнике давал слабый свет. Из квартала слышались только звуки ребаба. Потом Таза запел:

«Я решил дать шанс тебе, — спокойно продолжал дед, — и больше никому из тех, кто остался снаружи, шанс перебраться сюда, обзавестись семьей и начать здесь новую жизнь.

Хумам один за другим слушал радостные удары своего сердца, ожидая последних нот, которыми должна была завершиться эта счастливая песня, — так обрадованный хорошей новостью жаждет узнать продолжение. Но дед молчал. Немного помявшись, Хумам промолвил:

— Спасибо за вашу милость!

— Ты этого заслуживаешь.

Юноша, переводя взгляд с деда на ковер, тихо спросил:

— А моя семья?

— Я же ясно дал понять! — с укором ответил аль-Габаляуи.

— Но они заслуживают вашего прощения и сочувствия, — взмолился Хумам».

Камар сделала резкое движение, и Касем подскочил к ней. Вместо пелены в ее глазах он увидел незнакомый блеск. Он спросил: «Что с тобой?», и в полный голос она ответила:

— Ихсан! Где Ихсан?

Он поспешил из комнаты и вернулся вместе с Сакиной, которая несла на руках спящую девочку. Камар показала на Ихсан, и Сакина поднесла ей девочку так, чтобы она смогла поцеловать ее в щеку. Касем сел на край кровати. Переведя на него взгляд, Камар прошептала:

— Как велико то, что во мне!

Он наклонился к ней:

— Что ты имеешь в виду?

— Я много мучила тебя, но как велико то, что во мне!

Он прикусил губу.

— Камар! Мне так плохо от того, что я не силах облегчить твои страдания!

— Я переживаю, как ты будешь без меня? — сказала она с сожалением.

— Не надо обо мне.

— Касем, уходи! Иди к твоим товарищам! Если останешься, они убьют тебя.

— Мы уйдем вместе.

— Теперь у нас разные дороги, — сказала она, делая над собой усилие.

— Не хочешь пожалеть меня, как ты всегда делала?

— Это в прошлом…

Превозмогая себя, она махнула рукой. Он нагнулся к ней ближе, настолько, что почувствовал ее дыхание. Корчась от боли, она вытянула шею, словно прося помощи. Ее грудная клетка резко дернулась, она тяжело захрипела.

— Посади ее! Она хочет сесть! — вскрикнула Сакина.

Он обнял ее обеими руками, чтобы приподнять, но она застонала, словно прощаясь, и голова ее упала на грудь. Сакина с ребенком выбежала из комнаты. Снаружи раздался ее крик, разорвавший тишину.

82

С утра дом Касема и дорога к нему заполнились людьми, которые пришли выразить соболезнования. На улице родственные связи всегда ценились выше других добродетелей, поэтому среди сочувствующих появился и Саварис, а за ним потянулись и другие жители квартала бродяг.