Хасан мягко подтолкнул Касема к хижине и обратился ко всем:

— Он всю ночь не спал. Имеет право на отдых.

Касем прилег на циновку рядом с дочкой, тотчас провалился в сон и очнулся после полудня усталым, с тяжелой головой. Сакина принесла Ихсан и положила ему девочку на колени. Касем стал нежно целовать ее. Подавая Касему кувшин с водой, Сакина сказала:

— Эту воду носят нам с той самой колонки, куда ходила жена Габаля.

Касем улыбнулся. Ему нравилось все, что напоминало о Габале и Рифаа. Он окинул взглядом свое новое жилище и, отметив, что кроме мешковины в нем ничего не было, еще сильнее прижал Ихсан к груди. Он встал, передал дочку Сакине и вышел к ожидавшим его Садеку и Хасану. Пожелав друг другу доброго утра, они присели, и Касем сел между ними. Он оглядел квартал, но увидел только женщин с детьми.

— Мужчины ушли на заработки, — объяснил Садек. — Мы задержались, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

Его глаза пробежали по женщинам, занятым готовкой и стиркой, и резвящейся повсюду детворе.

— Думаешь, они довольны жизнью? — спросил Касем.

— Они мечтают получить права на имение и жить в таком же богатстве, как Амина-ханум, жена управляющего.

Касем широко улыбнулся, перевел взгляд с одного своего собеседника на другого и спросил:

— У вас созрел план? Каков наш следующий шаг?

Хасан с гордостью вздернул голову и расправил широкие плечи.

— Мы твердо знаем, чего хотим!

— И как это сделать?

— Нападем на них внезапно.

Садек не согласился:

— Давайте подождем, пока большая часть улицы не перейдет на нашу сторону, и тогда уж нападем. Так мы будем уверены в победе, с одной стороны, а с другой — избежим жертв.

— Верно! — подтвердил Касем, и черты его лица разгладились.

Они успокоились и замечтались, как вдруг кто-то робко произнес:

— Еда.

Касем поднял глаза и увидел перед собой Бадрию, которая принесла тарелку бобов и лепешки. Она подошла к нему, глаза ее сверкали, и, не сдержавшись, он улыбнулся.

— Приветствую мою спасительницу! — сказал ей Касем.

Она поставила перед ним тарелку, ответив:

— Да продлит Бог твои годы! — и ушла в хижину Садека, стоявшую рядом.

На душе у Касема потеплело, и он с аппетитом принялся за еду.

— У меня осталась немалая сумма денег, — сказал Касем за трапезой. — Они нам еще пригодятся, если что случится.

Немного помолчав, он добавил:

— Мы должны привлекать всех жителей нашей улицы, в ком чувствуем готовность присоединиться к нам. Как много среди них обиженных, желающих нам победы, которых останавливает только страх!

Хасан и Садек направились туда, где их уже ждали остальные, и Касем остался один. Он встал, чтобы оглядеться на новом месте: прошел среди играющих детей, которые не обратили на него внимания, женщины же приветствовали его улыбками. Вдруг его взгляд остановился на древней старухе с седой головой, мутными глазами и трясущимся подбородком. Касем подошел к ней поздороваться, и она ответила ему так же приветливо.

— Кто ты? — спросил он ее.

Голосом, похожим на шелест сухих листьев, она ответила:

— Я мать Хамруша.

— Здоровья тебе, матушка. Нелегко тебе было покинуть нашу улицу?

— Мне лучше всего там, где мой сын. — Потом, будто припомнив что-то, добавила: — И подальше от надсмотрщиков.

Улыбка Касема ободрила ее, и она сказала:

— В молодости я видела Рифаа!

— Правда?! — заинтересовался он.