В глубине души Арафа понимал, что они оба правы, но не переставал размышлять. Обращаясь будто к самому себе, произнес:

— Я сделаю так, что он постоянно будет нуждаться в моем волшебстве!

— В лучшем случае ты станешь его новым надсмотрщиком, — возразила Аватеф.

Ханаш поддержал ее:

— Да. Надсмотрщиком, у которого вместо дубинки бутыль. Вспомни, как он относится к надсмотрщикам, и ты узнаешь, что станет с тобой.

Арафа разозлился:

— Господи! Такое впечатление, что я — алчен, а вы оба невинны! Вы же верили в меня. Сколько бессонных ночей я провел в дальней комнате! Я дважды подвергал себя смерти ради блага нашей улицы! Если вы отказываетесь от единственно возможного выбора, тогда скажите, что нужно делать?!

Он смотрел на них, полный гнева, а они молчали. Боль пронизывала его нутро, все вокруг представлялось ему кошмаром. Его преследовало странное чувство, что все его страдания — возмездие за жестокое нападение на дом деда. Ему стало еще хуже и горестнее. От отчаяния Аватеф шепотом взмолилась:

— Бежим!

— Как бежать?! — со злостью спросил ее Арафа.

— Не знаю! Но это же для тебя будет не труднее, чем проникнуть в дом аль-Габаляуи?

Арафа, сокрушаясь, вздохнул и спокойно ответил:

— Сейчас нас ждет управляющий. За нами следят. Как же спланировать побег?

Стало так тихо, как, наверное, было в могиле аль-Габаляуи. Арафа проговорил со злостью:

— Я не могу один нести ответственность за поражение.

Ханаш вздохнул и ответил, будто прося прощения:

— У нас нет выбора.

Потом с досадой добавил:

— Может, нам еще удастся спастись.

— Кто знает! — рассеянно отозвался Арафа и направился в дальнюю комнату. Ханаш последовал за ним. Они стали начинять бутылки стеклянными осколками с песком, как вдруг Арафа сказал:

— Надо договориться насчет условных обозначений, которыми мы будем описывать наши волшебные опыты. Все будем записывать в секретную тетрадь, чтобы труды наши не пропали даром и чтобы с моей смертью эксперименты не прекратились. Еще попрошу тебя подготовиться к обучению волшебству. Неизвестно, что готовит нам судьба.

Они продолжали сосредоточенно работать. Взглянув на Ханаша, Арафа заметил, что тот мрачен, и решил открыть ему свои планы.

— Эти бутылки — чтобы уничтожить надсмотрщиков.

Почти шепотом Ханаш ответил:

— Ни нам, ни жителям улицы пользы это не принесет.

Не отрываясь от работы, Арафа спросил:

— Что ты узнал из песен поэтов? Что в прошлом были мужи, подобные Габалю, Рифаа и Касему. Почему же равным им не появиться в будущем?

Ханаш вздохнул:

— Я часто считал тебя одним из них.

Арафа рассмеялся сухим отрывистым смехом и спросил:

— Твое мнение изменила моя неудача?

Ханаш не ответил, и Арафа продолжил:

— Я никогда не стану одним из них, хотя бы потому, что у них было множество сторонников на нашей улице. Меня же здесь никто не понимает.

Он рассмеялся.

— Касем мог привлечь людей одним добрым словом. Мне же потребуются годы и годы, чтобы обучить одного человека и сделать из него своего последователя.

Закончив наполнять бутылку, он закупорил ее и с восхищением поставил перед светильником.

— Сегодня их сердца трепещут от страха перед этой бутылкой, а лица уродуются ранами. А завтра от нее кто-то погибнет. Говорю тебе, возможности волшебства безграничны!

107

Кто же станет надсмотрщиком улицы? Об этом спрашивали люди с тех пор, как похоронили Саадаллу. Каждый квартал нахваливал своего надсмотрщика.