|
Один из них заметил это, свистнул своим подельникам, и те опрокинули тележку, которая должна была задержать преследователя. Огурцы рассыпались по земле, а мальчишки, как саранча, разбежались кто куда. Адхам рассердился на них так, что, забыв все приличия, выругался самой грязной бранью. Он нагнулся, чтобы собрать испачканный товар. Полный злости, он прокричал: «Почему твой гнев жесток, как испепеляющий огонь? Почему твое величие тебе дороже, чем собственные плоть и кровь? Как можешь ты наслаждаться жизнью, зная, что нас топчут, словно насекомых? О великий, есть ли в твоем Большом Доме место терпению, милости и прощению?» Он схватился за тележку и уже был готов зашагать с ней прочь от этого проклятого места, как вдруг услышал, как кто-то со смехом спросил:
— Почем огурчики, старина? Перед ним стоял ехидно улыбающийся Идрис, одетый щеголем в яркую полосатую галабею, на голове у него красовалась белоснежная повязка. Адхам увидел улыбку Идриса и, хотя тот вел себя спокойно, у него потемнело в глазах. Он толкнул тележку, собираясь уйти, но Идрис преградил ему дорогу. — Разве такой покупатель, как я, не заслуживает внимания? — удивленно спросил он. Разволновавшись, Адхам вздернул голову: — Оставь меня в покое! Идрис продолжил издеваться: — Разве таким тоном разговаривают со старшим братом? Сдерживаясь из последних сил, Адхам проговорил: — Идрис! Неужели тебе мало того, что ты со мной сделал? Я знать тебя не хочу. — Как так?! Мы ж соседи! — Мне претит соседство с тобой, но я решил остаться поблизости от дома, который… — Из которого тебя выставили! — не дал договорить ему Идрис. Адхам замолк, побледнев. — Тянет туда, откуда изгнан. Да? Адхам хранил молчание. — Мечтаешь вернуться в дом, лис?! Ты слаб, но сколько в тебе хитрости! Так знай: я не допущу того, чтобы ты вернулся один. Даже если небеса рухнут на землю! От обиды у Адхама раздулись ноздри: — Разве мало того, что ты уже сделал со мной? — А того, что сделал со мной ты, не мало? Меня выгнали из-за тебя, а ведь я был любимцем дома! — Ты поплатился за свою заносчивость. Идрис расхохотался: — А ты за свою слабую душонку! В этом доме нет места ни слабости, ни силе. Лишь тирания отца. Он признает только собственную силу и прощает лишь собственные слабости. Он могущественен настолько, что погубил собственных детей, и слаб настолько, что женился на такой, как твоя мать. Адхама это задело, его затрясло. — Оставь меня! Цепляйся к равным себе. — А твой отец не дает спуску ни сильным, ни слабым. Адхам промолчал, лицо его стало еще мрачнее. Идрис продолжал насмехаться: — Не собираешься отомстить ему?! Вот это хитрость! Все мечтаешь вернуться… Он взял огурец, брезгливо взглянул на него и сказал: — Торгуешь грязными огурцами! Не мог найти занятия достойнее? — Меня устраивает эта работа! — Это нужда тебя толкает. А твой отец в это время купается в роскоши. Подумай! Не лучше ли примкнуть ко мне? — Такая жизнь не для меня! — разозлился Адхам. — Посмотри, какая у меня галабея! Еще вчера в ней прогуливался ее недостойный хозяин. В глазах у Адхама мелькнул вопрос, и он спросил: — И как она тебе досталась? — По праву силы! — Украл или убил?!.. Мне не верится, что ты мой брат, Идрис, — печально заключил Адхам. — Не удивляйся, я сын аль-Габаляуи! — захохотал тот в ответ. |
