— Господин спрашивает, почему Хумам медлит?

— Мы не знаем, где он. Думали, что он у вас, — в отчаянии проговорила Умайма.

— Господин спрашивает, что его задержало?

— Не дай Бог что случилось! — закричала Умайма.

Дядюшка Карим ушел. У Умаймы затряслась голова, казалось, она на грани истерики. Адхам увел ее во внутреннюю комнату, где громко плакали дети, и прикрикнул:

— Никуда не выходи! Я без него не вернусь. Только никуда не выходи из комнаты.

Во дворе он увидел Кадри, сидевшего на земле. Адхам склонился к нему и сказал шепотом:

— Скажи все, что ты знаешь о брате!

Кадри резко вскинул голову, но что-то помешало ему ответить. Отец повторил:

— Скажи, Кадри, что ты сделал с братом?

Едва слышно Кадри проговорил:

— Ничего.

Адхам сходил за фонарем, зажег его и поставил на тележку. Свет ударил Кадри в лицо. Адхам с ужасом разглядывал его.

— По твоему лицу видно, что случилось что-то нехорошее.

Сквозь детский плач из дома до них донесся голос Умаймы. Не разобрав, что она сказала, Адхам крикнул:

— Замолчи, старая! Умри, но замолчи!

Он снова уставился на сына. Вдруг у него задрожали руки. Он схватил Кадри за рукав и с ужасом спросил:

— Кровь?! Что это?! Кровь твоего брата?!!

Кадри посмотрел на рукав и непроизвольно сжался. Его голова поникла от безнадежности, и этим жестом он себя выдал. Адхам схватил его, поднял на ноги и грубо, как никогда не делал, вытолкнул сына на улицу. В глазах у него почернело, и не из-за ночной темноты вокруг…

21

Адхам тащил его в пустыню.

— Сделаем крюк, чтобы не проходить мимо хижины Идриса.

Они углубились во тьму. Кадри шел, пошатываясь. Отец крепкой хваткой вцепился ему в плечо. Твердо шагая, Адхам спросил старческим голосом:

— Скажи, ты избил его? Чем ты его ударил? В каком состоянии ты его бросил?

Кадри не отвечал. Рука отца была тяжелой, но он не чувствовал ее — боль внутри не отпускала. Он желал, чтобы солнце больше никогда не всходило!

— Пожалей меня! Говори! Даты не знаешь жалости! Я приговорил себя к страданию в тот день, когда ты родился. Уже двадцать лет меня преследует проклятье. А я прошу жалости у того, кто ее не знает.

Кадри разрыдался. Его плечи сотрясались вместе с вцепившейся в него рукой отца. Он содрогался так, что эта дрожь передалась Адхаму.

— Это и есть твой ответ? Почему, Кадри, почему?! Как ты мог?! Признайся в темноте, пока не взошло солнце и ты не увидел себя в его ярком свете.

— Я не хочу увидеть день! — вскричал Кадри.

— Мы люди тьмы. Для нас никогда не наступит день. Я думал, зло живет в доме Идриса, а оно — в нас. Идрис горланит, пьет, хулиганит. Мы же убиваем друг друга. Господи!.. Ты убил своего брата?!

— Нет!

— Где он?

— Я не хотел его убивать!

— Так он убит?!

Кадри разрыдался еще сильнее. Адхам крепко впился ему в плечо. Значит, он убил Хумама. Свет жизни моей, любимец деда! Как будто и не было его. Если бы не эта невыносимая боль, я бы не поверил.

Когда они дошли до Большой Скалы, Адхам низким голосом спросил:

— Где ты бросил его, преступник?

Кадри подошел к месту, где закопал брата, и встал.

— Где Хумам? Я ничего не вижу.

Почти неслышно Кадри ответил:

— Я похоронил его здесь.

— Похоронил?! — вырвалось у Адхама.

Адхам вытащил из кармана коробок, зажег спичку и осматривал землю, пока не увидел перекопанное место и обрывающуюся около него полосу.