Изменить размер шрифта - +
К удивлению Флетчера, Рассел явно нервничал не меньше его самого: на лбу появились капельки пота.

Как только Том начал говорить, все затихли, но едва он произнёс два слова, как в зале послышался возмущённый гул.

— Линдон Джонсон… — Том помолчал. — Линдон Джонсон говорит нам, что долг Америки — разбить Северный Вьетнам, чтобы спасти мир от ползучего коммунизма. Я же говорю, что долг президента — не допустить гибели ни одного американца в борьбе с нелепой доктриной, которая со временем сама себя дискредитирует.

Снова начались восторженные крики, и с минуту Том не мог говорить. Его речь так часто прерывалась криками одобрения, что к положенному времени он успел закончить чуть больше половины подготовленной им речи.

Крики восторга сменились шиканьем, как только Флетчер поднялся со своего места. Он уже раньше решил, что это будет его последняя публичная речь в жизни. Он подождал тишины, которая так и не наступила, и когда кто-то крикнул: «Валяй, говори!» — он, запинаясь, произнёс свои первые слова.

— Греки, римляне и англичане — все они в своё время приняли на себя ответственность за руководство миром, — начал Флетчер.

— Это не значит, что и мы должны это делать, — крикнул кто-то с задней скамьи.

— И когда после Второй мировой войны распалась Британская империя, — продолжал Флетчер, — ответственность за руководство миром перешла к Соединённым Штатам Америки — величайшей нации на Земле. — В зале послышались робкие хлопки. — Конечно, мы можем скромно заявить, что мы недостойны такой ответственности и отказаться от неё, а с другой стороны, мы можем предложить мировое лидерство миллионам людей на Земле, которые восхищаются нашей концепцией свободы и хотят подражать нашему образу жизни. Мы также можем уйти со сцены и отдать эти миллионы под ярмо коммунизма, чтобы он захватил весь свободный мир; или мы можем поддержать тех, кто хочет воспринять идеалы демократии. Только история может рассудить, правильное ли решение мы приняли, и история не должна обвинить нас в том, что мы поступили неправильно.

Джимми был удивлён тем, что Флетчера очень редко перебивали, и тем, что когда двадцать минут спустя Флетчер закончил свою речь и сел на место, раздались уважительные аплодисменты. По окончании дебатов все признали, что Флетчер, по сути дела, победил в споре, хотя тезис, который отстаивал Том, был одобрен с преимуществом более чем в двести голосов.

Во всяком случае, когда были объявлены результаты голосования, Джимми выглядел довольным и сказал, что это — просто чудо.

— Тоже мне чудо! — воскликнул Флетчер. — Ты не заметил, что мы проиграли со счётом в двести двадцать восемь голосов?

— Но я ожидал, что против нас будет подано подавляющее большинство голосов, поэтому я и считаю, что двести двадцать восемь голосов — это чудо. У нас есть пять дней, чтобы изменить мнение ста четырнадцати голосовавших, потому что большинство первокурсников считает, что ты — явно достоин быть их представителем в студенческом совете, — сказал Джимми, когда они с Флетчером выходили из Вулси-холла, а несколько человек шепнули Флетчеру: «Молодчина!» или «Желаю удачи!»

— Мне кажется, Том Рассел хорошо говорил, — сказал Флетчер. — И, что ещё важнее, он выражает мнение большинства.

— Нет, он лишь подготовил тебе победу на выборах.

— Не говори «гоп», — возразил Флетчер. — Том может ещё захотеть сам сделаться председателем совета.

— Ни за что, если сработает то, что я ему готовлю.

— Могу я узнать, что ты имеешь в виду? — спросил Флетчер.

Быстрый переход