|
Самый большой, сложенный из скамеек и целых деревьев, вырывался языками в небо выше монумента Освободителям. Ветром метало тучи искр, ароматы жареного мяса перемешивались с бензиновыми выхлопами и вонью разлитого спиртного. Уже невозможно было определить, воняет пивом, водкой или коньяком; сотни пустых бутылок катались по брусчатке, а со стороны разграбленного универмага подносили всё новые ящики. Между фрагментами монумента и гранитной чашей фонтана были хаотично расставлены железные бочки в них тоже что-то горело люди грели руки над огнём кое-где крутили на импровизированных вертелах свиные и бараньи туши. хохот визг и ругань сливались в сплошной неумолчный рёв. Вокруг фонтана, словно крупицы громадного часового механизма кружили мотоциклисты.
— Их тут тысячи! Гризли попытался их посчитать, но очень скоро сбился. Всё новые прибывали из переулков на самых разных машинах. Встречались и те, кто приехал на автомобиле, но такие основательно подправили своих «железных коней». Спилили крыши и стойки, превратив седаны и хэтчбеки в кабриолеты. Мокрый дождь пополам со снегом заливал внутренности дорогих авто, внутри них на расстелённой одёжде и без одежды, пили прямо из горлышек целовались и совокуплялись, невзирая на нулевую температуру. По соседству в другом круге танцевали нелепый танец некое подобие греческого «сиртаки», подскакивали, взявшись за плечи друг друга. В центре круга танцующих возле стереосистемы, извивалась полуголая толстушка со змеёй на руках. Какой-то человек в костюме, но без рубашки выкатывал из универмага вешалки набитые новой одеждой. Шубы и пальто срывали вместе с целлофаном, но не использовали по назначению, а кидали под ноги, чтобы тут же развалиться на манер римских патрициев с бутылкой и куском мяса. На нескольких ящиках велась азартная карточная игра. Гризли рассмотрел пачки денег, перевязанные банковскими лентами, которые игроки швыряли на кон. Играли на сотни тысяч и тут же этими деньгами растапливали очередной костёр. По углам площади ещё дымили остовы трёх сожжённых бронетранспортёров, кроме того, провалившись передними колёсами под лёд реки, заканчивали службу несколько армейских грузовиков. Среди танцующих Гризли заметил тех самых солдат, которым надлежало успокаивать и разгонять толпу. Многие разделись до пояса, раскачивались, обнявшись, стреляли в воздух. Многие спали прямо на асфальте, перебрав спиртного. Спящих никто не трогал. Однако не со всеми тут обошлись с состраданием. На бронзовых штыках Воинов-Освободителей, словно в насмешку, были повешены полдюжины офицеров. Немало трупов валялось на набережной, а когда стал виден спуск к воде, Рокси не смогла сдержать крика. Вокруг площади не строили жилые кварталы, поэтому сотнями жертв избиения стали банковские клерки, продавщицы и офисные сотрудники десятков компаний, опрометчиво выходивших на работу, когда этого делать уже явно не стоило. Зрелище побоища завораживало и отталкивало одновременно. Среди трупов оживлённо перемещались группки озабоченных парней, переворачивали женщин помоложе, стаскивали с них одежду… — Ты погляди, что они творят! — Мне кажется, я в страшном сне, — призналась Рокси. — Останови, меня сейчас вырвет. Гризли тормознул, едва не воткнувшись в зад тяжёлому грузовику. Пока Рокси приводила себя в порядок, он ещё раз проверил ружьё и перевёл взгляд на правый берег, в Заречье. Там тоже веселились. По соседству с супермаркетом толпа выламывала огромные стеклянные окна в здании банка. Окна, способные выдержать выстрел из гранатомёта, пока не поддавались под напором десятков топоров, только покрылись сетью трещин. Мотоциклисты ездили внутри банка по ковровым дорожкам, стреляли в люстры и перегородки. Средний возраст мародёров едва превышал пятнадцать лет, а многие казались гораздо моложе. Однако, словно опровергая расчёты Гризли, из-за здания Старого вокзала показалась толпа взрослых, плотная и горячая, как незастывший холодец. |
