Изменить размер шрифта - +
Перво-наперво следовало решить, кому должна принадлежать Антиохия. Хотя Боэмунд захватил три четверти города, он, как и все норманны, стремился получить документ, неоспоримо подтверждающий его права. И пусть даже прованцы по-прежнему удерживали большой кусок стены, свергнуть Боэмунда без кровопролитного сражения им не удалось бы, а посему вопрос сводился к одному: в каком качестве граф будет править городом и чьим он станет вассалом.

Раймунд Тулузский высказывался за то, чтобы сеньором графа считался греческий император. Но большинство вождей колебалось. Собственно, спор не имел смысла. Никто не верил, что Боэмунд, фактически владевший городом, станет выполнять вассальные обязанности перед греками, какие бы условия ему ни предлагали. Но тщательное соблюдение феодального права имело большое значение для будущего: Боэмунд был бунтовщиком от природы, но его наследникам все равно пришлось бы рано или поздно пожать плоды принимаемого ныне решения. Поэтому обсуждение двигалось медленно, с дотошным разбором всех статей договора, заключенного после падения Никеи, и скрупулезности их соблюдения Алексеем.

Но вопрос о судьбе города был лишь поверхностным проявлением иного, куда более важного: что делать дальше? Ясно, что независимому княжеству Антиохийскому, которому будут угрожать и греки, и неверные, понадобится огромная армия. С другой стороны, граф Тулузский хотел подвигнуть как можно больше пилигримов к походу на Иерусалим, а для этого нужно было подрезать Боэмунду крылья и заставить его ограничиться оставляемыми в городах небольшими гарнизонами. Большинство воинов не могло повлиять на ход совета — вассалы были вынуждены следовать за своими сеньорами: в крайнем случае они могли перейти служить другому предводителю. Рожер был согласен подчиняться герцогу, поэтому он не часто вмешивался в ожесточенные дебаты собиравшейся у дворца толпы. К его удивлению, Анна тоже считала, что им остается только ждать.

Духовенство и религиозно настроенных мирян одновременно занимала и другая проблема — продолжавшийся спор о чудесных свойствах Священного Копья. Смерть легата лишила церковников права обращаться к его авторитету, хотя прованское происхождение епископа внушало серьезные сомнения в его незаинтересованности. Весь вопрос свелся к тому, насколько благочестив отец Петр Варфоломей и можно ли ему доверять. Если он выдумал историю о полночном видении, то легко мог спрятать наконечник копья в тайник под алтарем, а потом вынуть его. Как всегда в таких случаях, споры о судьбе Антиохии, о предстоящем походе на Иерусалим и подлинности Священного Копья раскололи пилигримов на два враждующих лагеря.

Следуя примеру герцога Нормандского, товарищи Рожера хранили нейтралитет. Большинство относилось к Священному Копью со сдержанным почтением, поскольку других объяснений удивительной победы, одержанной в последней битве, не было, да и графа Боэмунда они уважали за смелость и искусство полководца, хотя не слишком забивали себе голову размышлениями о его роли в этом походе.

Тем временем совет, прозаседав неделю и не придя ни к каким результатам, решил отложить следующую встречу до Епифанова дня. Это не вызвало открытой ссоры, хотя у городских башен и произошло несколько стычек провансальцев с апулийцами. Де Бодемы занимали большую хижину в нормандском лагере и жили относительно удобно. Они часто ходили в гости и принимали у себя, при них остались наемные сирийские слуги, а арбалетчик Фома выполнял обязанности конюшего.

Рождество 1098 года прошло неплохо, поскольку у пилигримов были еда и жилье. С прошлогодним голодным праздником его сравнивать вовсе не приходилось, и уж во всяком случае нынешнее Рождество было не хуже позапрошлогоднего, встреченного на хорошо снабжавшихся зимних квартирах в Италии. Но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить паломников, знавших, что после трехлетнего отсутствия их европейские имения пошли прахом: что не захватили сеньоры, растащили арендаторы, а посему никто не стремился на родину, оставив тысячи могил на пути от Диррахия до Оронта.

Быстрый переход