— Брось, им приходится не лучше нашего. Они наверняка считают, будто мы настолько горды и упрямы, что просто не можем позволить себе свернуть лагерь и уйти. И помни, эти турецкие султаны ненавидят друг друга так же, как наши западные короли. Нынешний антиохийский граф никому не по нраву, и они с удовольствием бросят его на произвол судьбы. Если это произойдет, мы одолеем его к лету — конечно, если сами не протянем ноги. Не забывай, мы все же сумели забраться в такую даль и пройти от Никеи до Оронта, несмотря на все попытки турок помешать нам.

— Мы сдохнем с голоду раньше, — проворчал Рожер. — Почему нет подвоза припасов от греческого императора? Мы освободили для него столько земель; мы его единоверцы, которым он обещал помощь в Священной войне. Иначе зачем наши вожди дали ему в Константинополе вассальную клятву?

— О да, нельзя забывать об этой клятве! Он не выполнил своих обязательств — значит, и мы ему ничего не должны. Пока мы нагоняли на турок страх господень, он прибрал к рукам юго-западные города и вернулся к себе в столицу. Ничего, впоследствии это окажется нам на руку, когда придет время получать лены… Да нет, я думаю, он просто мало что может для нас сделать. Дорога, по которой мы прошли, слишком трудна для обозов с продовольствием. Не удивлюсь, если ее перекрыли местные жители. Они не больно-то привечали нас во время похода, хоть мы с ними единоверцы. Нет, нам стоит полагаться только на самих себя и добывать еду в порту — конечно, если она там есть. Кроме того, мы можем пустить в пищу дохлых лошадей и кожу с седел. Но снимать осаду ни в коем случае нельзя!

Рожера поразила решимость брата. Ему еще не доводилось встречать человека, который предпочитал бы умереть с голоду, но не отступать. Видимо, эта стойкость и позволила норманнам завоевать Италию.

Они побрели по берегу, чтобы набрать хвороста для костра.

Кузены легкой рысцой поехали в сторону побережья, провели ночь в дороге и следующим утром прибыли в порт. Гавань в устье Оронта была простой рыбачьей деревушкой с пристанью, где обычно высаживались жители Антиохии — несколько белокаменных домиков, обнесенных невзрачным земляным валом. Сейчас в гавани теснились корабли со всех уголков Запада: громоздкие, неуклюжие купеческие суда из Фландрии и городов Северного моря, башнеобразные трехмачтовики из Прованса, быстрые сицилийские фелюги и галеры с Адриатики. Деревню же заполнили знатные дамы, чиновники и генуэзские купцы, прибывшие на кораблях. Многим крестьянкам, мужья которых погибли в бою или умерли от голода, пришлось заняться проституцией, а вечно голодные арбалетчики и матросы запугивали безоружных путешественников и грабили их. Роберт отнесся к увиденному спокойно, так как уже привык видеть войну с изнанки, но Рожер был потрясен. Участники святого паломничества не имели права вести себя подобным образом.

Они нашли Анну и ее компаньонку на втором этаже одного из домиков. Граф Блуазский пытался снабжать провизией хотя бы благородных дам. Один из сопровождавших их пехотинцев умер, а другой потихоньку удрал из города, бросив свой деревянный арбалет. Госпожа Алиса сумела его продать, и немного денег у них еще оставалось. Бывали и бесплатные раздачи продуктов, привезенных кораблями с Запада или доставленных каким-нибудь отчаянным шкипером из Константинополя, дерзнувшим провести по зимнему морю утлое суденышко, груженное зерном.

Второе Рождество, которое Рожер встречал вне дома, превратилось в жалкое зрелище. Дрова давно кончились, идти ко всенощной было слишком холодно, однако они, завернувшись в одеяла, все же выбрались к заутрене, а к обеду вернулись домой. Накануне отъезда из лагеря Рожера отрядили за фуражом, он сумел привезти жене вязанку веток и водорослей, и за обедом им удалось немного погреться, съесть по сухарю и выпить присланного графом Блуа водянистого вина, по вкусу напоминавшего смолу.