Вздохнув, она встала. Пора было начинать погребальную церемонию.

* * *

Гаррен лежал с закрытыми глазами. Мышцы крутило после рытья могилы. Весь обратившись в слух, он ждал, когда дыхание паломников станет ровным и можно будет выбраться из хижины.

Приоткрыв один глаз, он окинул комнату осторожным взглядом.

Доминики, которая легла в закутке брата Иосифа, он не увидел, но все остальные уже спали, растянувшись на земляном полу — уставшие от путешествия, уставшие от смерти, уставшие так сильно, что спешили забыться сном, лишь бы скорее закончился этот долгий день и наступило завтра. Мерное рокотание волн сглаживало кашель и храп.

И только Ричард, заложив руки за голову, все еще моргал в потолок.

Днем, пока они рыли могилу, а после засыпали ее землей, Гаррен следил за его маневрами. Ричард хотел попасть в первую группу паломников, которые завтра должны были ползти к острову. Он не стал спорить. Время было на исходе. Чтобы добыть перо и добиться для Уильяма правосудия, он отправится в усыпальницу сегодня же ночью.

Один.

Он снова взглянул на Ричарда. Лицо у того наконец-то обмякло и подрагивало от храпа.

Пора.

Зажав в кулаке свинцовую ракушку, Гаррен выскользнул наружу. На берегу он надел ее на шею, а потом столкнул одну из лодок брата Иосифа в воду.

Плыть до острова пришлось дольше, чем он ожидал. Сильный ветер, прорвавшийся с запада, разогнал дневную морось и теперь сражался с ним за контроль над лодкой. Превозмогая засевшую в плечах боль, Гаррен работал веслами и боролся с волнами, нескончаемыми и безжалостными, как стрелы английских лучников, которые обрушивались на легионы французских солдат при Пуатье.

Он вспомнил о том, что случилось утром, и чувство вины захлестнуло его подобно волнам, которые раскачивали лодку.

Я хочу вас.

Эти три слова изменили все.

За весь день они не пробыли наедине ни минуты. Он не сказал ей и двух слов. Боялся, что если откроет рот, то не сможет провести ее, не сможет провести их всех. Боялся, что если окажется слишком близко, то не выдержит, схватит ее в охапку и провозгласит своей, и плевать, кто на них смотрит.

Он сделает это завтра. После того, как обезопасит ее от Ричарда.

Она непременно рассердится за то, что он не взял ее с собой, но поймет его — должна будет понять — когда Уильям получит свое правосудие. Чего она никогда, даже теперь, не поймет, так это причин, по которым ему пришлось осквернить святыню.

Он уже и себе не мог этого объяснить.

Я буду заботиться о тебе. Он сдержит слово, хоть пока и неясно, как.

Со звуком, похожим на хруст треснувшей кости, лодка ударилась носом о камни. Оттащив ее в тень, Гаррен прокрался к маленькой деревянной двери и, прежде чем открыть, дождался волны, чтобы за плеском воды не было слышно скрипа петель.

Усыпальница представляла собой незамысловатую постройку, сложенную из добытого здесь же камня, и была немногим больше могилы святой. Верхушка острова служила ей полом. Каменные стены из необтесанного булыжника, имитируя стены собора, уходили высоко вверх. Через два проделанных в них отверстия, обращенных на восток и запад, проникал голос моря и тусклое свечение луны.

Под потолком, в темном углу попискивала птица.

Место, где покоилась Ларина, было обозначено отполированной плитой, поверх которой лежала груда камней. На поверхности не было вырезано никакого оконца, какие обычно оставляли на надгробиях, чтобы открыть лицо святого или часть его тела. Оно и понятно, ведь от Ларины, наверное, немного осталось, когда она разбилась о скалы.

Напротив виднелась дверца, которая вела в каморку священника. Гаррен, напрягшись, сделал шаг вперед. Прислушался.

Раскатистый храп. Как у Вдовы.

Сначала перья. Над заваленной камнями могилой мерцал неярким светом фонарь, а под ним висел латунный ящичек с кусочком стекла на одной из граней.