|
Оказывается, очень просто добиться своего, если ближние считают тебя психом. Гораздо сложнее осуществить вторую часть плана – убедить Диаманту отдать мне ожерелье после показа. Совершенно не представляю, как это сделать. Секретарша не сказала, куда она делась, и отказалась выдавать номер мобильника. Она записала мое сообщение, но вряд ли передала его. С чего бы Диаманте просто так перезванивать бедной родственнице? Сэди надеялась застукать Диаманту с ожерельем в офисе фирмы в Сохо, но не преуспела – начальницу там отродясь не видели. Там полным-полно модельеров, а сама одежда производится где-то далеко отсюда. Остается одно. Пойти на показ, досидеть до конца, зажать Диаманту в углу и отнять ожерелье. Или… тоже вариант. Украсть его. Я вздыхаю, закрываю ювелирные сайты и поворачиваюсь к Сэди. Сегодня на ней серебряное платье, о котором она мечтала в двадцать один, но мама не позволила. Она сидит на подоконнике распахнутого окна, свесив ноги на улицу. Мне видна открытая спина, две тонкие серебряные лямки на худых плечах и розочка на копчике. Из всех ее платьев это нравится мне больше всего. – Ожерелье прекрасно подошло бы к этому платью, – вырывается у меня. Сэди молча кивает. Ее плечи скорбно опущены, что в нынешней ситуации и неудивительно. Мы почти добрались до него. Были в двух шагах. И опоздали на миг. Сэди, я знаю, ненавидит «разговоры по душам». Но может, ей полегчает, если она выговорится? Хотя бы чуть-чуть. – Расскажи еще раз, почему ты так любишь это ожерелье. Сэди молчит, словно не слышит вопроса. Потом говорит: – Я уже рассказывала. Я становилась красавицей, когда надевала его. Богиней. Совершенно неотразимой. У каждой женщины есть вещь, обладающая такими волшебными свойствами. – Э-э… у меня, кажется, нет. Я вообще никогда не чувствовала себя богиней. Или хотя бы совершенно неотразимой. Словно прочитав мои мысли, Сэди оборачивается и с сомнением изучает мои джинсы: – Похоже на то. Для разнообразия тебе стоило бы надеть что-нибудь красивое. – Это хорошие джинсы, – раздраженно шлепаю я себя по ноге. – Может, они не верх совершенства… но у них приятный цвет. Сэди уже обрела боевой дух и потому лишь презрительно фыркает: – Голубой! Самый страшный цвет из всех возможных. Что за глупость разгуливать с голубыми ногами? Почему они голубые? – Потому что это джинсы, – пожимаю плечами я. – Какие еще они должны быть? Кейт отпросилась пораньше к дантисту, и все телефоны в офисе молчат. Пора и мне уходить. Все равно уже конец рабочего дня. Я бросаю быстрый взгляд на часы, потом смотрюсь в зеркало. Модная футболка с затейливым принтом, кулон-лягушка, джинсы и туфли-лодочки. Капля косметики. Все продумано. – А теперь, – говорю я Сэди как ни в чем не бывало, – можно и прогуляться. Грех пропускать такую погоду. – Прогуляться? – не понимает она. – С какой целью? – Без всякой цели! Прежде чем она успевает возразить, я выключаю компьютер, включаю автоответчик и хватаю сумку. До станции «Фаррингтон» поезд домчал нас за двадцать минут, если верить часам. Сейчас без пятнадцати шесть. Должна успеть. – Куда ты несешься? – подозрительно спрашивает Сэди, летя за мной. – Это называется «прогуляться»? – В общем, да, – мычу я. И зачем я только потащила Сэди с собой? Ясно зачем, на случай непредвиденных трудностей. Домчавшись до перекрестка, останавливаюсь. – Чего ты ждешь? – Да ничего, просто стою, – невинно заявляю я. – Что, постоять нельзя? Воздухом дышу. – Я прислоняюсь к почтовому ящику, изображая праздную особу. Сэди вырастает передо мной, пристально глядит в глаза. |
