В общем, я струсила и вместо этого взяла две таблетки из упаковки ибупрофена и одну — быстродействующего парацетамола. Запила их глотком кофе — черного, молока в пустом холодильнике не нашлось — и, потягивая оставшийся в кружке напиток, думала о прошлой ночи, о моих глупых поступках, о том, что сказал Джуд…
Он меня поразил. Нет, даже не поразил, а шокировал. Мы никогда не говорили о его долгосрочных планах, но я знала, как он скучает по своим друзьям в Штатах, по маме и младшему брату, с которыми я даже не знакома. И его решение… Так будет лучше для него? Или для нас?
В кофеварке осталось еще полчашки кофе, я вылила его в другую чашку и осторожно отнесла в спальню.
Джуд растянулся поперек кровати, словно и упал на постель в этой позе. В кино люди выглядят во сне очень умиротворенно — только не Джуд. Разбитые губы были прикрыты закинутой вверх рукой, а если прибавить к этому заостренный нос и нахмуренные брови, то он становился похож на сердитого ястреба, которого подстрелили в полете.
Я аккуратно поставила чашку на прикроватный столик и прилегла на подушку рядом с ним, поцеловала в затылок, теплый и невероятно мягкий.
Джуд шевельнулся во сне, приобнял меня своей длинной загорелой рукой и открыл глаза. Обычно они были орехового цвета, но сейчас казались намного темнее.
— Доброе утро, — прошептала я.
— Доброе.
Он сморщился от зевка, а потом притянул меня к себе. Я отпрянула, думая о предстоящем пути — сначала до вокзала, там на поезд, затем на такси до порта Халл, — однако тело словно растаяло, и я свернулась рядом. Мы лежали, глядя друг другу в глаза, и я осторожно коснулась пластыря на его губе.
— Как думаешь, зуб приживется?
— Не знаю. Надеюсь, ведь в понедельник мне лететь в Москву, не хочется терять там время на стоматологов.
Я промолчала. Джуд закрыл глаза и потянулся, хрустнули суставы. Он перекатился на бок и нежно накрыл рукой мою грудь.
— Джуд… — В моем голосе слышалось и желание, и раздражение.
— Что?
— Не могу. Мне пора.
— Так иди.
— Не надо. Прекрати.
— «Не надо, прекрати»? Или «не надо прекращать»? — криво улыбнулся он.
— И то и другое. Ты знаешь, о чем я. — Я поднялась и покачала головой, о чем сразу же пожалела. Было больно.
— Как щека? — спросил Джуд.
— Нормально. — Я дотронулась до нее рукой. Опухшая, но уже не так сильно.
Джуд с тревогой посмотрел на меня и коснулся припухшей щеки. Я, сама того не желая, отпрянула.
— Не надо было мне уезжать, — сказал он.
— Ну а ты уехал, — бросила я. Вышло куда резче, чем хотелось. — Тебя вечно нет рядом.
Он приподнялся на локтях и удивленно посмотрел на меня — еще сонный, на лице следы от подушки.
— Какого…
— Ты меня слышал. — Знаю, в моих словах было мало разумного, но они все равно вырвались наружу. — Какое у нас будущее, Джуд? Даже если я перееду сюда, что дальше? Буду сидеть и ждать тебя, как Пенелопа Одиссея, и поддерживать огонь в семейном очаге, пока ты пьешь скотч в каком-нибудь русском баре вместе с другими зарубежными корреспондентами?
— Ты чего?
Я покачала головой, слезла с кровати и стала натягивать одежду, которую раскидала по полу спальни, когда мы вернулись из больницы.
— Просто устала. — Это еще мягко сказано. За последние три ночи я спала часа два, не больше. — Знаешь, к чему все идет? Нам трудно даже вдвоем, и я точно не хочу стать женой, которая сидит дома и воспитывает ребенка, пытаясь справиться с послеродовой депрессией, пока ты сидишь под обстрелом в самых адских точках Северного полушария. |