— Элеонор, что происходит? Где Мэделин?

Он вышел из кабинета Гэндла и зашагал к своему боксу.

— Я не знаю. Она мне не звонила и не отвечает на мои звонки. Откуда ты знаешь, что здесь происходит?

— Я не знаю, но я получил… сообщение от нее. Расскажи, что тебе известно.

— Но что в этом сообщении?

— Там ничего не говорится. Это видео. Послушай, расскажи мне сначала, что там у вас.

— Она не вернулась домой из торгово-развлекательного центра, где гуляла после школы. Это была пятница, поэтому я разрешила ей побыть с друзьями подольше. Она обычно звонит примерно в шесть и просит разрешения еще немного задержаться, но на этот раз не позвонила. После того как она не вернулась вовремя, я ей позвонила, но она не ответила. Я отправила ей несколько сообщений и, не получив ответа, здорово разозлилась. Она, вероятно, тоже — ты же ее знаешь, — ну и не пришла домой. Я звонила ее подругам, и они все уверяют, что не знают, где она.

— Элеонор, там у вас шестой час утра. Ты звонила в полицию?

— Гарри, она уже один раз так проделывала.

— Ты о чем?

Босх с тяжелым вздохом опустился на стул, плотно прижимая к уху телефон. Всем своим видом он олицетворял безнадежное отчаяние.

— Однажды на всю ночь она осталась у подруги, чтобы меня «проучить», — пояснила Элеонор. — Я тогда позвонила в полицию, и потом было очень неловко, потому что они нашли ее у подруги. Извини, что я тебе не говорила, но у нас с ней проблемы. У нее сейчас переходный возраст, сам понимаешь. Она считает, что может поступать как взрослая. И мне кажется, что она меня сейчас недолюбливает. Постоянно твердит, что хочет жить с тобой, в Лос-Анджелесе. Она…

Босх оборвал ее.

— Послушай, Элеонор, я это все понимаю, но тут другой случай. Кое-что произошло.

— Что ты хочешь сказать?

В голосе ее зазвучала паника. Босх узнал в этом свой собственный страх. Ему очень не хотелось рассказывать жене о видео, но он чувствовал, что ничего другого не остается. Она должна знать. Пришлось описать ей тридцатисекундный клип, ничего не пропуская. Элеонор издала высокий, пронзительный, надрывающий душу звук. Его может издать только мать, переполненная страхом за своего ребенка.

— О Боже! О Боже!

— Да, я понимаю, но мы ее спасем, Элеонор. Я…

— Почему они прислали фильм тебе, а не мне?

Гарри чувствовал, что она вот-вот зарыдает. Это было слишком для матери, она была не в силах справиться с собой. Босх ничего не ответил, так как знал, что от этого будет только хуже.

— Послушай меня, Элеонор, нам надо держаться вместе и действовать сообща. Ты должна сделать это ради нее. Ты — там. А я — нет.

— Чего они хотят, денег?

— Нет…

— Тогда чего?

Босх старался говорить спокойно, надеясь, что ей передастся его настрой, когда она осознает страшный смысл его слов.

— Я думаю, этот сигнал адресован мне, Элеонор. Они не просят денег. Они просто сообщают, что она у них.

— Тебе? Почему? Что они… Гарри, что ты натворил?

Последний вопрос был произнесен явно обвинительным тоном. Гарри показалось, что этот вопрос, как глубоко вонзившийся осколок, станет для него постоянным источником боли.

— Я тут расследую дело, и в нем замешана китайская триада. Я думаю…

— Они украли ее, чтобы воздействовать на тебя? Как они про нее узнали?

— Я пока не знаю, Элеонор. Я над этим работаю. Мы арестовали одного подозре…

И вновь она оборвала его, еще одним скорбным воплем.