На стол посыпались фотографии. Черно-белые. Цветные.

Оказывается, я действительно популярна, и моя трудовая биография у отдельных граждан вызывает пристальный интерес. Самое время садиться за мемуары.

Верхний снимок. Мертвые глаза. Знакомые глаза. Уже не больно. Но очень обидно. За тот случай я расплатилась сполна. Но Инга права — были и другие.

− Мне напомнить, как это было?

− Не стоит. Тема для бульварной прессы. Или для палаты номер шесть. На ваш выбор. Будущее изменить невозможно.

Инга коснулась моей ладони. Руки у нее были горячими. Мои — ледяными.

− Давайте не будем играть в бирюльки — «верю−не верю». Я верю. Я знаю, что вы сделали для этих людей и знаю, чего на самом деле вам это стоило. Мы давно за вами наблюдаем. Вы способны творить чудеса, Кассандра. Вопреки всему. Самое сложное — жить и думать вопреки. Вы — умеете.

− Если так, вы знаете, чем закончилось мое вмешательство, − я кивнула на снимок мертвой женщины в ванне.

− Погрешность! Всего лишь один процент. Минимальная погрешность. В первый раз всегда так. Вы действовали по наитию, не зная возможных последствий. Но остальные-то живут! Живут и счастливы, благодаря вам!

Счастливы? Еще тот вопрос!

В моей жизни было две трагедии: когда мои желания не исполнялись и когда они исполнялись. Бернард Шоу, столь любимый Олегом.

− Вы просите невозможного, − я отодвинула фотографии.

− Да какая вам разница? — тщательно взорвалась она. — Уже несколько часов вас уговариваю, а вы ломаетесь, словно институтка, впервые увидевшая банан. Все равно через девять дней вы умрете. Почему не рискнуть и не сделать хоть что-то полезное?!

− Не хочу.

− Не хотите спасти человечество?

− Не хочу.

− Вам его не жалко?

− Жалко.

− Тогда почему?

− Не хочу.

Инга замолчала. Видимо, такой вариант ими не учитывался.

Я не играла и не набивала себе цену. Мне действительно было все равно. И холодно. Я снова мерзла, несмотря на центральное отопление и коньяк. Хотелось домой. Свернуться в себя под тонким одеялом и забыться.

Машина на улице без огней.

− Вы совсем не спите? — спросила я.

− А вы бы стали, зная, что скоро умрете?

− Если бы ждала ребенка, спала бы. Сутками. Не пила бы. Не курила. А в оставшееся от сна время гуляла бы в Ботаническом саду. С плиткой шоколада и любовным романом.

− Он все равно не родится. Если все пройдет благополучно, и мы останемся живы, будет аборт.

− Себе, значит, Инга, вы оставляете право на жизнь…

− Перестаньте, Кассандра! − Только сама женщина вправе решать, рожать ей или нет. Решение всегда дается непросто. Но это честнее, чем обрекать младенца на дом малютки.

− Как можно спасать мир, не желая спасти своего ребенка?

− Мне хочется вас ударить.

− Валяйте. Можете убить. Пуля в затылок. Только у вас руки дрожат. Промахнетесь.

− Это вы увидели в моем будущем?

− Вы в стекле отражаетесь.

− Прочитайте четвертый отрывок.

− Сверху или снизу?

− Сверху… Не догадываетесь, о ком идет речь?!

− Олег?

− Его вписали туда. Вписали в пророчество, понимаете?! Из-за вас!

− И он умер. Вы уже говорили. Вот только главного не сказали — как именно умер мой бывший муж. Версии разнятся. Я вас слушаю. Итак, что случилось с моим мужем?

От того, что скажет Инга сейчас, зависел мой выбор — вступать в игру или нет.

− Думаю, что убили, − выдавила она после паузы. Видимо, наконец-то решила, что честность — лучшая политика.