На темном портале вдруг появилась гигантская тень Велье.

Свет затемненного фонарика скользнул по обоим Квинам и тут же погас.

— Там, — шепнул сержант. — Все оцеплено… Не уйдет. Быстрее, шеф!

Инспектор кивнул. Велье тихо открыл дверь в подвал. Из темноты вдруг возник еще один человек, который сунул в руки обоим Квинам по фонарю. Сержант быстро пошел по запутанным ходам подвала, оба Квина следовали за ним грозно, как индейские воины, вставшие на тропу войны. В вестибюле Велье обменялся несколькими словами с детективом, который выступил к ним из ниши, словно дух, а затем все они в полной мгле двинулись на верхний этаж.

Поднявшись на верхнюю площадку лестницы, они вдруг остановились как вкопанные. Под дверью вдали виднелась полоска света.

Эллери дотронулся до руки сержанта и шепнул ему несколько слов. Велье опустил руку в карман пальто. Когда он снова вынул ее, тускло блеснул револьверный ствол.

По сигналу сержанта все общество бесшумно двинулось вперед. Перед дверью остановились. Велье набрал в грудь побольше воздуха и вдруг рявкнул:

— Пошли!

Своим чугунным плечом он вынес дверь, как будто она была фанерной. Прикрытый с флангов двумя коллегами, он ворвался в комнату. Эллери и инспектор следовали за ним по пятам. Фонари залили пустую, неуютную комнату ярким светом. Посреди нее над двумя картинами, развернутыми на полу, склонился человек.

На какое-то мгновение воцарилась тишина, а затем началось сущее пекло. Преступник, застигнутый врасплох, издал приглушенный вопль, по-кошачьи отпрыгнул назад и, будто фокусник, из воздуха выхватил черный пистолет.

Его взгляд, полный жгучей ненависти, устремился на Эллери Квина. Пистолет взметнулся, но в тот же миг раздался залп из крупнокалиберных полицейских револьверов. Сержант Велье, лицо которого застыло, превратившись в стальную маску, прыгнул на преступника… Тот рухнул на пол и лежал в неестественной позе, как сломанная кукла.

Глаза Эллери Квина широко раскрылись. Он тихо застонал и опустился на руки отцу.

Десять минут спустя фонари полицейских освещали столь мирную сцену, сколь бурной была предшествующая. Доктор Дункан Фрост склонился над Эллери, который возлежал на ложе из пальто. Инспектор Квин опустился на колени рядом с врачом, избегая смотреть на лицо Эллери, в котором не было ни кровинки.

Фрост поднял голову.

— Плохо прицелился. Ничего, скоро будет как огурчик. Сквозная рана в плече, кость не задета. О, вот он уже приходит в себя.

Инспектор вздохнул, как ребенок, проснувшийся после страшного сна. Эллери открыл глаза и непроизвольно схватился правой рукой за левое плечо, уже перевязанное.

— Эллери, старина, с тобой ничего страшного. Как ты себя чувствуешь? — спросил инспектор, стараясь унять дрожь в голосе.

Эллери улыбнулся через силу. Он рывком поднялся и встал. Множество рук подхватило его.

— Я чувствую себя великолепно, — сказал он, слегка поморщившись.

Он огляделся, пошатываясь пошел вперед, оперся на руку Белье и уставился на человека, лежавшего на полу.

— Мертв? — тихо спросил он.

— В него загнали четыре пули, — хмыкнул Белье, — ему хватило бы каждой в отдельности.

Эллери кивнул. Его взгляд скользнул по обеим картинам, которые лежали в углу без присмотра.

— Значит, мы их нашли, — сказал он с грустной улыбкой и снова поглядел на мертвого. — Да, ты плохо кончил, очень плохо, милейший. Как Наполеон — выиграл все битвы, кроме самой последней.

Его стало знобить. Он повернулся к инспектору:

— Мы можем отпустить старого доброго Нокса, папа.