Космонавт висел под потолком, ожидая, пока давление (вернее, его отсутствие) внутри и снаружи уравновесится.

В небольшое квадратное оконце за ним наблюдал «выпускающий».

— Ну что, готов?

— Всегда готов! — довольно бодренько ответил Алексей Благов и даже вскинул к шлему, в пионерском салюте, правую руку.

Хотя чувствовал себя не так бодро, как изображал, что фиксировала бесстрастная телеметрия, отмечая повышение частоты пульса и артериального давления. Все-таки не на пикничок в Парк Горького он собирался, а в космос!..

Автоматика привела в действие запорный механизм внешнего люка. Железный «пятак» отклеился, оторвался от корпуса и развернулся на девяносто градусов, открыв дыру в космос.

— Ну я пошел!..

Проверив пристегнутый к скафандру страховочный фал и ухватившись руками за поручень и подтянувшись, русский легко выплыл наружу. Потому что никакого сопротивления не испытывал — нет в космосе сопротивления, потому что нет воздуха! И если чуть оттолкнуться от станции, то сразу же полетишь от нее и сможешь так лететь тысячи километров, не имея никакой возможности «притормозить». Будешь лететь, может быть, миллионы лет, как одинокий и мертвый астероид, пока тебя не притянет какая-нибудь чужая планета, о которую ты и расшибешься в плоскую лепешку.

Отчего, конечно, тревожно! И не только Алексею Благову. Это чувство «последней опоры» хорошо известно всем выходившим в открытый космос астронавтам, и у всех оно проявляется одинаково — в судорожном, так что всемером не оторвать, хватании за поручень. Как если бы ты болтался без опоры на верхней перекладине пожарной лестницы, а тебя кто-то за ноги вниз тянет! Так что тут уцепишься, да еще как!..

И лишь потом, через секунду-другую, вспоминается про страховочный, который не отпустит тебя в космос, фал, про реактивные двигатели, которые есть на МКС и в скафандре тоже, и про своих, которые не бросят в беде товарищей.

Но это потом…

— Ну что, я пошел?

Да иди уже, иди!..

И Алексей Благов с большим сожалением оторвался от поручня, отправившись в путешествие по МКС. Снаружи. К «носу» — если считать носом Европейский исследовательский модуль, а «кормой» — шлюзовую камеру.

Хватаясь за поручни, он плыл вдоль станции. Это был его первый выход в открытый космос, хотя эмкаэску он знал снаружи как свои пять пальцев, излазив ее вдоль и поперек на тренировках в бассейне. Причем в точно таком же скафандре. Но там, хоть и было создано некое подобие невесомости, был все-таки бассейн и была Земля.

А здесь — КОСМОС!.. Из которого, если что, на поверхность не вынырнешь!

Первые три поручня он еще был напряжен, хватаясь за них очень цепко. Что было довольно глупо, потому что здесь не было ураганных ветров, качки и перехлестывающих через борт волн, отрывающих бедных матросиков от судна. Здесь вообще ничего не было, кроме безвоздушного пространства.

Потом довольно быстро освоился и бояться перестал, получая от своего путешествия даже некоторое удовольствие.

Внизу, под ногами, плыла цветная, с пятнами океанов и лесов Земля, которую можно было охватить взглядом всю и разом. Справа светило Солнце и, конечно, припекало, чего не чувствовалось, так как работала система охлаждения. И, хотя ярко светило солнце, то есть был день, видны были звезды. Гораздо лучше и больше, чем если смотреть с Земли. А если ты попадал в тень, то тут же оказывался в темной ночи, отчего приходилось, освещая себе путь, включать светильники.

Такие чудеса.

Алексей миновал служебный модуль.

Добрался до НЭП — научно-энергетической платформы, обеспечивающей энергией российский сегмент станции. Раскинутые в стороны солнечные батареи напоминали раскрытые пальцы рук.