— Невесту присматривали этому батуру, — Абдо слез с коня наземь, обтряхнулся, подтянул пояс, пригладил волосы под темной тафьей — орел!

— И ты здравствуй, матушка. Добрый день, Карен-ини, — мальчик еще раньше скользнул с седла: неудобно возвышаться над старшими.

Поцеловал ей руку, Карену поклонился — степному вежеству его обучили основательно.

— У вас все благополучно? — торопливо спрашивала Карди-кахана. — А стратены где — обогнали их, перейдя на более длинный путь? Бывает и такое с моим дорогим мужем. Ладно, привязывайте коней рядом с нашими, никто их здесь не тронет. И пойдемте пешком, это рядом.

Склон горы заглубился огромной чашей. Но краям и в центре ее кто-то сгрудил угловатые базальтовые глыбы. В каждую вделаны бронзовые пластинки: узор, высеченный таликом джали, почерком, созданным для рельефа и гравировки, стройная готика. Меж двух особо громоздких камней выбивались под ноги людей тонкие говорливые струи, вились, сплетались в ручей, который ниспадал в ущелье крошечным гулким водопадом.

— Здесь не только земля просела на месте каверны, но еще и оползень был. Собственно, люди Рони Ди и Могора под него и попали, а твой отец, Стейн, Микаэль и все прочие остались внутри. Имена помянуты все, без различия. Не мы, Бог рассудит, — тихо объяснила Карди. — Подвижка слоев открыла родник. Вода в нем железистая, оттого и бурые подтеки на камне. Карен, ты цветы наши куда поставил?

Нагнувшись, достала из жестяной банки с водой, подала мальчику букет из шести темно-лиловых, почти черных ирисов.

— Развяжи и брось в воду, в самую быстрину.

Постояли: мужчины — со склоненными головами, женщина в покрывале, натянутом на лицо вплоть до самых глаз.

— Ну вот, — вздохнула она. Теперь едем ко мне в мою новую резиденцию. Это еще часов шесть верхами, но вы ведь гор не боитесь, батуры?

В передней Абдо пощупал зеленый бархат обивки и ковра, поковырялся тупым пальцем в чугунном литье решеток и скамеек. В кобальтово-золотой столовой поцокал языком на шелковые настенные гобелены, качнул один из боковых полустоликов — крепко ли стоит на единственной ноге. Остался удовлетворен. Добрался до спальни-гардеробной и взгромоздился на вишневое покрывало спального одра.

— Обзавелась, однако, почище, чем в Вечном Городе. Отпускай после этого от себя.

— Всё казенное, — пошутила она. — Разве что без бирочек с номерами. Ты вот что: там за ширмой с японскими пейзажами дверь в ванную, напускай воду и лезь парься, покуда я нашего Яхью к делу пристрою. Только не свороти там с места чего-либо жизненно важного, ладно?

Взяла сына за локоть, провела назад до прихожей.

— Понравилось?

— Не знаю, матушка. Эта красота — для женщин.

— Тогда пошли вперед, я тебе мой кабинет покажу.

Перед сплошной стеной экранов и экранчиков стояло два вертящихся кресла. Из-за спинки одного выглядывал мясистый затылок, обросший седым «ёжиком».

— Маллор, я вам своего потомка привела. Можем ему показать то, о чем мы с вами говорили, как вы полагаете?

Человек обернулся, оглядел мальчика добродушно и оценивающе.

— Он у тебя, Кардинена, на какой ступени Братства?

— Первой с дальнего краю.

— Но он поистине твой сын. Слушай, Яхья, ты что окончил, гимназию?

— В следующем году закончу. Зачем тут столько телеви… мониторов?

— Именно телевизоров, сынок. Передающих реальную действительность как она есть, а не как мы с тобой ее видим. Два дисплея только в нижнем ряду, управляющем.