«Но я не плачу и не рыдаю», – мысленно продолжил Кольцов.

– Вы же разберетесь с этими происшествиями?

– Да, безусловно, именно для того мы и существуем.

Скрипнула дверь, послышался женский голос:

– Игорь Дмитриевич, все сдают по два рубля на похороны Галине Сергеевне.

Дверь закрылась. Лазаренко поморщился, стал машинально ощупывать карманы. Снова вспомнился Новосельцев из «Служебного романа»: «Если еще кто-то родится или умрет, то я останусь без обеда».

– Опять не взяли мелочь, Игорь Дмитриевич? – посочувствовал Михаил. – Ладно, давайте к делу. Посмотрите фото. Вам знаком этот человек?

Бесконечная сказка про белого бычка уже сводила с ума. От нее устали все – и живые, и мертвые. Лазаренко пожал плечами: не имел удовольствия. Дежурные слова насчет шпиона, его ареста в соседнем регионе, готовности давать показания. Блеск беспокойства в глазах, которое могло ничего не значить или значить все. В какой-то момент он стал напоминать зверька в ловушке – перепуганного, отчаявшегося, не знающего, как себя вести.

– И зачем мне это знать? – с усилием выдавил Лазаренко.

– К слову, – улыбнулся Кольцов. – С информации снят гриф секретности и скоро, когда все закончится, она появится во всех газетах. Всего хорошего, Игорь Дмитриевич. Прошу простить, что отвлек от работы.

Директор Богомолов «изволили отсутствовать».

– В горисполкоме на селекторном совещании, – объяснила секретарша. На просьбу хорошенько подумать смутилась, опустила голову: – Не знаю, товарищ. Но в кабинете его точно нет. Сказал, что по очень важному делу и скоро вернется.

Все, происходящее с фигурантом, майора не касалось – до тех пор, пока его поступки не станут угрозой государственной безопасности. Могли уже стать, но это требовалось доказать.

Богомолов явился – они столкнулись в дверях приемной. Директор института был не в духе, вымучил из себя приветливую улыбку. Возникло странное ощущение, что в директорах ему осталось пребывать недолго.

– Да-да, проходите в кабинет, товарищ… Михаил Андреевич, если не ошибаюсь? Прошу простить, отъезжал по неотложному делу. Сейчас запарка, готовимся к сдаче серии проектов, к тому же назревает новый заказ…

Он нервничал, хотя лицо казалось спокойным. Совершал ненужные движения, косился на закрытую секцию в шкафу, где, видимо, держал коньяк. Визит майора был ему в тягость, но директор держался.

– Да, Михаил Андреевич, мне доложили еще об одной смерти в коллективе. Это ужасно, такая бесконечная черная полоса. Галину Сергеевну я знал лично, хотя не скажу, что мы часто общались. Удивительная женщина… Не припомню, чтобы по итогам ее разработок к нам приходили рекламации, жалобы. Любую работу ее подчиненные выполняли на совесть… Не пойму, что вдруг на нее нашло. – Директор недоуменно пожал плечами, имея в виду, очевидно, уход из жизни по собственному желанию. – Что поделать, – он сокрушенно вздохнул, – человеческая душа – потемки.

«Уж вам ли это не знать, Глеб Илларионович», – подумал Кольцов.

– Надеюсь, это не связано с работой нашего института? – директор напрягся.

– Все ответы будут позднее, Глеб Илларионович. Вам знакомо это лицо? – Михаил выложил на стол фотографию.