Дачнице предложили сесть, стали показывать фотографии. Внезапно она вздрогнула, напряглась, учащенно задышала.

– Это он…

Сотрудники изумленно переглянулись. В успех вообще не верили. Все случившееся стало полной неожиданностью.

– Вы уверены, Виктория Павловна? Может быть, остальные фото посмотрите?

– Зачем? – женщина передернула плечами. – Это точно он. С этим мужчиной я столкнулась на тропе. Никаких сомнений. А… кто он? Ой, простите, я не должна была спрашивать…

– Спасибо, Виктория Павловна, огромное спасибо. – Кольцов чувствовал растущее возбуждение. Появлялся охотничий азарт. – Вы нам очень помогли, Виктория Павловна. Помните о нашем разговоре. Выбросьте все из головы – ничего этого не было. Вас отвезут обратно на дачу. Москвин, проследи…

Когда Вадим вернулся, в кабинете царило загадочное молчание. Переваривали поступившую информацию. Демаков все же реабилитировался. Потеряли убийцу Запольского, но получили кое-что другое. О совпадении речь не шла. С фотографии смотрел сорокалетний мужчина с правильным, немного вытянутым лицом. Глаза действительно были маленькие, имели еле уловимый азиатский разрез (очевидно, по предкам фигуранта потопталась орда). Тонкие усы под носом оказались не приклеенными – фигурант их носил в жизни. А «странное лицо», о котором говорила Тобольская, – это лицо иностранца. У них другие лица – особенно это чувствует человек, вокруг которого только славянские лица (татарские, якутские – не важно, все равно граждане СССР). Иностранцы – другие. Это трудно объяснить и сформулировать, но так оно и есть. Когда-то больше, когда-то меньше…

– Господин Отто Штейнберг, 41 год, уроженец города Дортмунд, сотрудник торгового представительства ФРГ… – врастяжку произнес капитан Некрасов. – Хм, вот какой он, северный олень… Это же не совпадение, Михаил Андреевич?

– Это не может быть совпадением, – подтвердил Кольцов. – Штейнберг прибыл в дачный кооператив «Волна», думаю, на частнике, пробрался незамеченным на дачу Романчука и убил его. После чего удалился. Да вот незадача, повстречал на тропе гражданку Тобольскую. Он мог убить и ее, но, видимо, замешкался, засомневался, а потом не стал догонять. Виктория Павловна родилась в рубашке. А то, что Штейнберг проскочил перед тем, как милиция перекрыла тропу, – просто везение. Либо ювелирный расчет. Романчук ждал его на даче: заранее договорились о встрече. Убийство – мера крайняя, значит, наши враги боялись, что мы выйдем на Романчука, который явно что-то знал. Более того, Штейнберг видел, что мы его пасем, и решил убрать. Переоценил свои возможности, не думал, что его срисуют.

– Это что же получается, товарищ майор, – пробормотал Вишневский, – иностранец разгуливает по советскому городу и непринужденно убивает советских граждан? Не чересчур? Романчук – убийца, но все равно он советский гражданин.

– Повторяю, это крайняя мера. Если покопаться в биографии Штейнберга, думаю, найдем службу в специальных войсках или в особых подразделениях спецслужб. Морально неподготовленный человек на убийство не пойдет. Предположу, что Штейнберг неплохо владеет русским языком. В толпе подозрений не вызовет. Не все же такие наблюдательные, как Виктория Павловна. Спросите, при чем здесь представитель ФРГ?

– Не спросим, – проворчал Швец. – Штейнбергу ничто не мешает работать на американскую разведку. Кооперация называется. Надо брать его, Михаил Андреевич.

– Боже упаси, – поморщился Кольцов, – все испортим. Мало нам международных скандалов. Это мы все понимаем, а иностранные дипмиссии встанут на дыбы.