– Личным транспортом не обзавелись?

– Отчего же, обзавелся. Вполне приличный еще «Москвич», зарплата позволяет. Только гараж находится на другом конце города, а обменять на другой не получается. Какая, скажите, польза от этой машины? Мы здесь, машина – в десяти километрах. А больше всего умиляют поездки на дачу. Я должен просыпаться затемно, пилить через весь город за машиной на общественном транспорте, затем возвращаться с гордым видом, что у меня есть машина, везти семью на дачу. А в воскресенье вечером – те же действия, только в обратном порядке. Возвращаюсь около полуночи, когда семья уже спит, а в понедельник – на работу. Каково? А держать машину под окнами запрещено, да и боязно…

– Вы чем-то раздражены, Игорь Дмитриевич?

– Да нет, с чего? Простите, вы о чем-то спрашивали?

Он рассказывал, как поставлена работа в институте, давал характеристику сослуживцам, мало отличную от характеристики, данной Ириной Погодиной, потом опять переживал по поводу безвременной кончины Запольского. В этом человеке был какой-то надрыв. Он пытался казаться спокойным и другого бы обманул. Возможно, раньше таким и был. Что же случилось? Не каждый день выпадает уникальная возможность пообщаться с сотрудником КГБ, который так и пытается заглянуть вам в душу?

Михаил не стал мучить человека, задал еще несколько вопросов и ушел. День был не резиновый.

Дама из отдела автоматики оказалась особой непростой. Таким под руку лучше не попадаться. Она разносила в пух и перья подчиненного и не видела, как в помещение вошел посторонний. Подчиненный был в нескольких шагах от пенсии – морщинистый, седой, стоял, опустив голову, как провинившийся школьник, выслушивал в свой адрес нелестные характеристики. Дама средних лет, крепкая в кости, в просторном деловом костюме, скрывающем странности фигуры, кипела от бешенства.

– Что, Владимир Романович, плохо быть бестолковым? Посмотрите, что вы натворили! – У нее был хорошо поставленный «ругательный» голос. – Или не сказано русским текстом в спецификации, какие приборы устанавливаются на этот узел?! Что вы сочиняете? А если бы я не проверила? Вы понимаете, что исправить эту ошибку уже невозможно, и с вашей легкой руки наше изделие полетит не в цель, а будет виться кругами, пока не свалится в море! Ну просто Новый год! Ваша ошибка уже перетекла на соседние узлы, заражает изделие, как раковая опухоль! Это немыслимо, Владимир Романович, что я буду докладывать руководству?! Это не просто вредительство, а вредительство высшей пробы! Браво, Владимир Романович!

Провинившийся работник пытался оправдываться – дескать, не все так плохо, нужно посидеть всего лишь несколько часов, и все прекрасным образом встанет на свои места.

– Думаете, я спущу это на тормозах – в силу вашего преклонного возраста? – бушевала дама. – Черта лысого, Владимир Романович! Идите, исправляйте свои детские ошибки, видеть вас больше не хочу! И не думайте, что о ваших успехах не будет сообщено главному инженеру!

«Грозная, – подумал Михаил. – У такой за сапогами не сбегаешь».

Красный, как рак, опозоренный при всем народе работник выскользнул из кабинета, бормоча под нос: «Да чтоб тебя рейсшиной по башке, дура…»

Дама уничижительно посмотрела ему вслед, сделала нормальное лицо и пожала плечами: мол, что это я? Видимо, просчет, допущенный сотрудником, не был таким уж фатальным. Она села за стол, к которому был приставлен другой, оснащенный доской и сложным чертежным приспособлением, и все это вкупе напоминало небольшую зенитную установку.

Внешность дамы тоже была непростая. Резкое широкое лицо, тонкие губы, волосы она красила в пронзительный цвет воронова крыла.