– Конечно, не горит. – Михаил придвинул стул, сел и стал ждать.

Ожидание не затянулось. Женщина положила циркуль в готовальню, отложила цанговый карандаш и повернулась.

– Да, здравствуйте, извините. Что вы хотели? – У нее был мягкий спокойный голос.

Кольцов показал удостоверение. Бурной реакции не последовало. Но в глазах промелькнула озабоченность.

– Слушаю вас, Михаил Андреевич. Вы из столицы, как интересно. В Москве уже тепло?

– Да, вполне. Вы, видимо, дачница?

– Заядлая, – женщина сдержанно улыбнулась.

Последовали дежурные вопросы – на них прозвучали дежурные ответы. Товарища Запольского искренне жаль. Человек был заметный в институтской среде, от него зависело многое. Жалко жену, детей, старенькую мать: нет ничего хуже, чем пережить своего ребенка. Убийство, говорите? Простите, но это отдает какой-то низкопробной литературой… У Голубевой была неторопливая грамотная речь. Ответы она обдумывала, лишнего не говорила. Отличие проектного отдела Погодиной от ее конструкторской группы очевидное – в квалификации и подготовленности персонала. И задачи несколько разные. На конструкторах держится все. Специальности смежные, никто не спорит. Проектировщики отвечают за подготовку проекта конечного продукта (в данном случае, крылатой ракеты стратегического назначения). Конструкторы отвечают за его разработку и создание, доведение проекта до логического конца и, желательно, совершенства. То есть выдают на-гора ворох технической документации: сборочные чертежи, деталировка, спецификации. В данный момент группа занимается несущими плоскостями изделия, для непонятливых – крыльями и оперением. А здесь необходимо иметь не только навыки чертежника, но и знания по авионике, физике, свойствам материи в различных средах.

– Кстати, про совершенство, Лилия Михайловна. Многие жалуются, что у вас завышенные требования. Любую конструкцию вы стремитесь довести до идеала, и по этой причине возникают трения с коллегами.

– Не знала, что это недостаток, – пожала плечами работница. – Совершенство, Михаил Андреевич, понятие относительное. Сомневаюсь, что оно существует. Просто не умею делать плохо, бросать начатое, а тем более перекладывать свою работу на кого-то еще. Возможно, я строга в требованиях, ну и что? Кстати, с товарищем Запольским мы никогда не спорили по поводу работы. Это, знаете ли, разные плоскости.

– Но вот с Лазаренко, главным инженером…

Выдержка ей изменила, впрочем, ненадолго. Лилия Михайловна потемнела, мина раздражения мелькнула на лице. Она не сдержалась, пробормотала несколько нелестных слов: что-то вроде «главная бестолковая голова», «не умеешь – не берись», но быстро взяла себя в руки.

– Да, с Игорем Дмитриевичем мы иногда спорим. Но это нормальный рабочий процесс.

– Считаете его некомпетентным?

– Считаю его малокомпетентным. Но это мое личное мнение. Руководство так не считает. Но я не склонна устраивать разбирательства и доводить дело до скандала… В этом нет ничего страшного. – Голубева вяло улыбнулась. – Работа движется, план выполняется, и за наши разработки лично мне не стыдно.

– Лилия Михайловна, вас просили зайти в кассу взаимопомощи, – заглянула в комнату полноватая женщина, – вы оставляли им заявку.

– Да, спасибо, Нина Борисовна. Позднее зайду.

Дверь закрылась.

– Еще вопрос, Лилия Михайловна. Говорят, вы выражали недовольство работой первого отдела?

– Понятно, – сотрудница обреченно вздохнула.