– Блин, как так можно? – пробормотал впечатленный Славин. – Незнакомый мужик запугал и…

– Все равно умирать, – пожал плечами Швец.

– Но не сразу же…

– Время пролетит незаметно.

– Что у нас со Штейнбергом? – Михаил повернулся к Некрасову.

– Сидит в квартире. Отдыхает в выходной, как все люди. За домом следит лейтенант Макаров. Начнется движение – доложит.

– Московское руководство дает «добро» на задержание Штейнберга, – сообщил Михаил оглушительную новость, – с нюансами, оговорками, но – согласно. Теперь же, после новостей о Мышковец, само начнет нас торопить.

– Ну наконец-то, – выдохнул Вишневский, – признали то, что и так понятно. Эту тварь надо брать и колоть. Мы знаем, что он убил Романчука, поспособствовал гибели Мышковец, наверняка замешан в смерти Запольского и Золотарева. Живет в чужой стране и творит, что хочет, а над нами просто издевается. А еще он знает наверняка, кто такой Звонарь…

– У Штейнберга дипломатическая неприкосновенность, – напомнил Михаил. – Такую публику можно брать только с твердыми основаниями. У нас таковых нет. Все рассуждения – вилами по воде. Будет как всегда: ушат помоев на нашу страну, обвинения в произволе, в нарушении прав человека. Жизнь наших товарищей за рубежом может осложниться. Поэтому поступаем хитро. Брать фигуранта при свидетелях нежелательно. Будем пасти, ждать подходящего момента. Пусть Штейнберг просто пропадет. Милиция объявит его в розыск, сделает вид, что ищет. Штейнберга изолируем, выжмем информацию. В арсенале достаточно средств, облегчающих понимание. Потом его найдут в стельку пьяного, с провалами в памяти. Пусть обвиняют, а мы докажем, что его не трогали. Дорожка извилистая, скользкая, но надо по ней пройти…

Присутствующие оживились: вот это дело. Все понимали: не от хорошей жизни, другого способа вскрыть агентурную сеть уже не оставалось.

– Пройдем по дорожке, товарищ майор, – заверил возбужденный Москвин. – Четко пройдем между Содомом и Гоморрой, ничего не зацепим.

Офицеры замолчали, вопросительно уставились на товарища. Что-то булькнуло в животе Вишневского.

– Может, между Сциллой и Харибдой? – неуверенно предположил Некрасов.

– Да какая разница, – отмахнулся Москвин, – все равно пройдем.

Засмеялись как подорванные. Москвин надулся.

– Ход твоих мыслей понятен, – сказал Кольцов, – грамотно рассуждаешь. А товарищи в свободную минуту объяснят разницу. Она небольшая, но есть. Совещание окончено, товарищи, готовимся к завтрашнему дню…

Глава одиннадцатая

Пошла вторая неделя командировки, а воз оставался и ныне там. Выдержка подчас изменяла, хотелось сорваться, наорать, дать кому-нибудь в глаз. Гражданин не самого непьющего вида оттолкнул майора, ступившего на пешеходный переход, засеменил на другую сторону бульвара. В руках позвякивали сетки с пустыми пивными бутылками. Михаил подавил желание догнать и двинуть, как следует, пошел, как положено, по «зебре». Но светофор уже замигал, напряглись машины, ждущие зеленого сигнала. Он вскинул руку, чтобы не вздумали рвануть, перепрыгнул через бордюр (или все же поребрик?). Гражданин с бутылками свернул на аллею.

Штейнберг в сером плаще, со спортивной сумкой на плече неплохо сливался с местностью. Воскресным утром прохожих было немного. Штейнберг остановился, испил воды из автомата, дежурно проверился, нет ли слежки.