- Наш город славится металлургическим заводом, курортом, на котором лечатся от ревматизма, и ТЮЗом, - сообщил Иван Максимович.

- Я уверен, что серьезный экзамен, который вам предстоит, вы выдержите. С нашей помощью, разумеется, - опять вступил в разговор Николай Николаевич.

- Все экзамены он уже сдал в институте, - сказала Зина.

Костя, стоявший за спиной у Андрея, посмотрел на нее выразительным взглядом одного из своих персонажей. Зина и сама понимала, что первая встреча должна быть бесконфликтной и радостной. «Не удержалась!» - с досадой подумала она.

- Первый спектакль - всегда экзамен, - сказал Андрей. - Что такого? Я понимаю.

Валентина Степановна жестом гостеприимной хозяйки указала на тарелку и вазу.

- Именно Николай Николаевич предложил, чтобы молодой режиссер ставил этот спектакль, - сообщил Иван Максимович. - Правда ведь?

- Правда, - сказала Зина.

- Мне повезло! - воскликнул Андрей и взял бутерброд. Одобренный директором, Патов налил себе немного нарзана, сделал один глоток и, держа стакан в руке, начал:

- Я много думал об этой трагедии. И раньше и сейчас, зная, что должен буду, как старший товарищ, время от времени протягивать вам руку помощи!

- Он заранее уверен, что Андрей будет тонуть? - прошептала Зина в Костино ухо. Готовность броситься на защиту доверчивости и доброты не покидала ее ни на минуту.

Андрей принялся за второй бутерброд.

- И вот интересно, - продолжал Николай Николаевич, - эта повесть, которой нет «печальнее на свете», была известна задолго до Шекспира. Он-то создал ее в… - Патов запнулся.

- Примерно в 1595 году, - подсказал Андрей.

- Было два варианта. Они отличались друг от друга… ну, допустим, - чтобы всем здесь было понятно! - как «Ганц Кюхельгартен» Николая Васильевича Гоголя от его же «Ревизора» или «Мертвых душ». Как фельетоны Антоши Чехонте от творений Антона Павловича Чехова!

Великих Николай Николаевич всегда называл по имени-отчеству.

- Как видим, даже гении не сразу находили себя. И почти всегда рядом были проводники, которые помогали им отыскать дорогу.

- Кажется, он хочет, чтобы Андрей написал «Ревизора» с его помощью, - шепнула Зина в Костино ухо.

- Лишь бы получился «Ревизор»! - ответил ей Костя.

- И вот интересно, - продолжал Патов, - если сейчас в одной пьесе сын не уважает отца и в другой не уважает, авторов обвиняют в отсутствии оригинальности. А то и в плагиате! Раньше же, в эпоху Возрождения, например, традиционность сюжета считалась большим достоинством. Как вам кажется?… Простите, не знаю вашего отчества!

- Просто Андрей.

- Не очень удобно: вы меня…

- А вы меня - просто Андреем!

- Так вот, как вам кажется, Андрей, почему оригинальности сюжета раньше не придавали такого большого значения?

- Я не знаю.

- Потому что гораздо большее значение придавали средствам художественного выражения! От похожести сюжетов произведения не становились похожими друг на друга. Потому что художники в ту пору были по-настоящему самобытны!

«А ведь он называет по имени-отчеству только тех великих, которых давно уже нет…» - вдруг подумала Зина. Она хотела поделиться этим наблюдением с Костей. Но сдержалась.

Николай Николаевич еще раз глотнул уже выдохшегося нарзана. И, подкрепившись, продолжал:

- Первым этот столь близкий сейчас нашему коллективу сюжет обработал Мазуччо. Это было примерно…

Патов запнулся.