Направо. Налево. Еще раз налево. Через арку — дальше. Противостояние на площади продолжается — его не надо видеть, оно раскатывается над крышами громче грозы. Я инстинктивно открываю рот: сберечь бы барабанные перепонки!
Сворачиваю в неприметный переулок. Стоп, здесь. Эти двери указал мне Максим. Эти вечно закрытые железные ворота.
Обычно перед ними усиленная охрана. Сейчас на посту тревожно переминаются двое. Ритмы, схлестнувшиеся на площади, долетают сюда обрывками, сводя с ума, как рев надвигающегося цунами. Стражи нервничают: один притоптывает, неосознанно повторяя ритм полицейской колонны, другой, сам того не замечая, сжимает и разжимает пальцы в перчатке и то и дело назойливо спрашивает товарища:
— Что там такое? Ты что-то можешь понять?
У обоих тяжелые разрядники через плечо. Не полицейские. Больше и тяжелее.
Подхожу не таясь. Один выпучивает глаза. Другой хватается за разрядник:
— Кто такая?
— Лана, — говорю я.
— Лана?!
Они оба — рабы маршевого ритма. Я двигаюсь в ритме вкрадчивого танца. Любой из них больше и тяжелее меня почти в два раза. Но моя цель — не драться с ними, а, подстраиваясь, использовать их силу…
Разрядник бьет ярко-белой дугой. Ныряю под нее, танцуя, увлекая за собой, пока не оказываюсь между полицейскими. Хозяин Завода сбил бы противников в прыжке, но у меня нету ни его силы, ни веса, поэтому подставляю одного под разрядник второго.
Они почти успевают среагировать. Почти. Один уворачивается, другой убирает палец со спускового крючка, но выстрел уже совершен, и заряд слишком сильный. Задев даже краешком, оглушает.
Второго бью по разряднику — снизу. Выстрел уходит в светлеющее небо. Продолжая свой танец, припадаю к земле и подсекаю его ноги в тяжелых ботинках.
Он ухитряется не упасть. Преследуя меня, будто атакующую осу, поворачивается всем телом. Продолжая его движение, резко дергаю в сторону ствол разрядника — и наконец-то добиваюсь своего. Противник падает.
Я прыгаю сверху. Ствол разрядника утыкается лежащему в подбородок.
— Мне не нужно, чтобы ты умер, — говорю я ему на ухо. — Покажи дорогу.
— Куда? — хрипит он. Я читаю, как Лешка, по губам: с площади несется исступленный грохот, заглушающий все на свете.
— К отгрузочной станции.
— Не знаю, о чем ты, — говорит он.
Врет.
У меня в руках два мощных разрядника, готовых к бою. Пленный охранник ведет меня глухими задворками СИНТа. Встречным полицейским велю бросать оружие и ложиться на пол. Странно, они слушаются: видно, рев и грохот на площади произвели сильное впечатление.
Натыкаюсь на испуганных музыкантов, тех самых, чьи мертвые мелодии развлекали гостей на сегодняшнем празднике. Музыканты забились в угол и не пытаются сопротивляться. Велю парню с барабаном идти со мной. Он страшно трусит, но под дулом разрядника не решается спорить.
Потом я вдруг узнаю это место. Здесь Стефан-Ловец провожал нас, оболваненных, в счастливую новую жизнь. На Завод. На стене сохранился рекламный плакат: «Агентство „Загорье“ — реальное счастье уже завтра. Хорошая работа за горами и десять энергопакетов в неделю». Здесь же яркая картинка: девушка с юношей, обнявшись, ступают на подножку вагона канатной дороги…
Перевожу рычажок разрядника на минимум и стреляю в спину пленному охраннику. Он теряет сознание и падает без единого звука. Парень с барабаном кричит, как заяц.
Отбираю у барабанщика инструмент и велю убираться подобру-поздорову. Парень исчезает, как роса.
Дальше иду очень тихо. Вслушиваюсь. Как я и думала, ритм-таран на площади оттянул на себя почти все полицейские силы. Может быть, отправку топлива задержали? Или, наоборот, решили отправить раньше?!
Я ускоряю шаг. |