– Так себе смотритель, похоже, – хмыкнула Рогнеда и с силой ударила лошадь пятками.

Терем показался из за рощи первым. Скромный по меркам Даргорода: два этажа с резными наличниками на восьми окнах и башенка с коньком, который в темноте разглядеть было невозможно.

Лошадей отправили в стойла и вошли в тёмный терем.

– Там слева были свечи, сможешь зажечь? – сказал Дарен.

Рогнеда зашарила в темноте руками, но нащупала только стену. Сделала пару шагов. Ага! Пальцы коснулись гладкого металла, пробежались по его кромке – напольный подсвечник! Забрались выше и обхватили бугристый от потёков воск.

Рогнеда закрыла глаза и зашептала заклинание.

– Солнца ясный луч, проведи меня, освети мне путь, – подари огня.

Свеча в её рука вспыхнула и затрещала, рисуя на стенах длинные, трепещущие тени.

Рогнеда повернулась и поймала восхищённый взгляд Дарена.

– Что? Как будто чар никогда не видел, – проворчала она, заливаясь краской.

Дарен пожал плечами и шагнул вглубь терема.

– Ты же знаешь нелюбовь отца к магии. Чары я видел только, когда мне удавалось сбегать из Царских Палат, да и то лишь мельком и больше показные фокусы на рынке. А уж когда при мне чаровала Аньяна, я глаз оторвать не мог.

Ревность спицей уколола под рёбра, но Рогнеда от неё отмахнулась.

– Радомир не выпускал тебя? Раз приходилось сбегать?

– Наследнику престола запрещено покидать царский терем до совершеннолетия. Даже покои покидать нельзя. Но на это отец не пошёл – слишком хотел научить меня военному делу, поэтому разрешал выходить во двор для упражнений с мечом. Сбегать я начал, кажется, лет в тринадцать.

– И зачем это держать царевича взаперти? От дурного глаза? – спросила Рогнеда. Болтовня отвлекала её от промозглого холода, и пока она говорила, зубами удавалось не стучать.

Они зашли в небольшую комнату с большой белой печью. На уступе печи стопкой лежали подушки, внизу – большая корзина, полная дров.

– Отец гордо заявляет, что нашу кровь не взять никакому проклятию и сглазу, но на всякий случай, всё равно соблюдал обряд и держал меня взаперти, как некогда держали его старшего брата и отца, – Дарен забросил в печь дров, сена и зачиркал огнивом. – Никому нельзя было разговаривать со мной и даже смотреть. Кормилица и несколько учителей – все, кто мог приближаться ко мне. Ну, и царь, конечно же, но он не часто пользовался этой возможностью.

– А Аньяна? – спросила Рогнеда как можно более непринуждённо, делая вид, что очень занята зажиганием свечей на большом пыльном столе.

– Её отец учил меня сражаться и так много болтал обо мне дома, что Аньяна решила обязательно со мной познакомиться. Влезла ко мне в окно и вызвала на битву. Сказала, что её отец любит меня больше неё, – Дарен рассмеялся воспоминаниям, сбросил на пол вымокший плащ и протянул руки к огню. – Я тогда здорово перепугался. Запустил в неё книгой. А она уворачивается и знай себе твердит: «Выходи на бой!».

– Вышел? – Рогнеда тоже скинула плащ и устроилась рядом.

– Продержался две минуты против её чар. Неплохо для десятилетки, который едва научился держать в руках меч.

– А ей сколько было?

– Восемь.

Рогнеда захохотала. Отсмеявшись, уселась на пол, скрестив ноги и махнула рукой Дарену, призывая сесть напротив. Тот послушно плюхнулся рядом. Вода капала с одежды, выбивая странную, понятную только ей одной, мелодию.

Рогнеда потянулась к царевичу.

– Давай руки. Надо нас хорошенько высушить, пока никто не простудился.