Корри удивленно посмотрела на Куайда.

– Это зависит от того, как решит Эвери. Он мой муж.

– Он чертов кретин, твой Эвери! Ты думаешь, я не знаю, что здесь у вас происходит? Эвери Курран такой же муж тебе, как… как медведь гризли! Даже для этой женщины из «Самородка» не секрет, что, кроме своего шурфа, он ничего знать не хочет. Он свихнулся на золоте!

– Все мужчины одинаково сходят с ума, когда находят золотую жилу.

– Ты действительно так думаешь? Ради Бога, Делия, ты и вправду думаешь, что я тоже могу променять тебя на золото?

В стремительном, неистовом порыве Куайд бросился к Корри и с такой силой прижал ее к груди, что она едва могла вздохнуть. Но Корри не стремилась освободиться. Каждое движение его рук говорило больше, чем слова, несло в себе больше чувства, чем поцелуй.

Они стояли обнявшись на ковре из диких роз, одаривающих несчастных влюбленных благоуханием и свежестью. Корри захотелось навсегда застыть в этом объятии, навечно слиться с горячим телом Куайда в нерушимый монолит. На какой-то миг ей показалось, что время действительно остановилось и пространство сузилось до этой крохотной желтой точки под сияющим синим небом. Но видение исчезло, Куайд отстранил ее и тихо сказал:

– Мне пора идти, Делия. У меня есть еще одно дело… Милли Муссен уехала из Доусона, так что если тебе будет нужно найти меня, обращайся в Канадский Торговый Банк. Я часто буду объявляться там, в любом случае там можно оставить для меня письмо.

Боль, которая пронизала тело Корри, не была физической. Она почувствовала вдруг, что ее душа разрывается на мелкие кусочки и утопает в непереносимой муке.

– Куайд, неужели ты сейчас уйдешь?

– Да. Видит Бог, так надо, Делия. К тому же твой любезный супруг и так наверняка заинтересуется, где это ты пропадала так долго. Ничего не поделаешь, Делия, ты принадлежишь ему, а не мне. Ты сама сделала этот выбор, когда вышла за него замуж.

Куайд протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Потом медленно приблизился. Корри закрыла глаза. Она почти чувствовала тепло его губ, ее сердце затрепетало от близости нежного поцелуя.

Вдруг рука опустилась. Корри открыла глаза и увидела, как Куайд, широко шагая, уходит прочь от нее по склону холма. Корри захлестнула горечь обиды, она опустилась на ковер из диких роз и безутешно разрыдалась.

В мрачных раздумьях над своей судьбой Корри, как зверь в клетке, ходила из угла в угол по своему домику. Все были заняты работой. Возвращения Корри никто не заметил, кроме Мэйсона, который приветливо помахал ей рукой.

Ничто в жизни не давалось ей тяжелее, чем сегодняшний уход Куайда. Он спускался вниз по склону холма, его силуэт становился все меньше и меньше, пока не превратился в крохотную точку, слившуюся наконец с темной зеленью леса. Корри хотела броситься за ним, закричать: Куайд! Куайд, не уходи! Возьми меня с собой…

Но она так и не произнесла этих слов. Возможно, помешали незыблемые моральные устои, которые годами внушала ей тетя Сьюзен и согласно которым жена должна быть благонравна и покорна своему мужу. Корри дала обет верности Эвери. Она делила с ним ложе и носит под сердцем его ребенка. Так или иначе, она связала себя с ним обязательствами перед Богом и людьми.

По щекам Корри текли слезы, когда она рылась в сундуке, чтобы найти маленькую коробку с фотографиями, среди которых была та, что сделала Ли Хуа на Дайской тропе.

Корри смотрела на себя и Куайда, застывших с торжественным выражением на лицах. Она выглядела смешно и трогательно в мужской одежде и казалась особенно маленькой рядом с огромным Куайдом, лицо и фигура которого были полны неукротимой воли и жизненной энергии. Корри ласково коснулась пальцем фотографии. Она знала это лицо наизусть, помнила каждую деталь, каждую морщинку, едва заметную ямочку на щеке.