– Корри…

– Дональд! Нет, не здесь, мы не можем…

Он не обращал внимания на ее протесты. Корри как в тумане чувствовала, что Дональд тащит ее к дымящемуся фасаду полупотушенного здания, срывает с нее одежду, заламывает руки. То, что произошло в следующие несколько минут, не поддается описанию и восприятию нормального человеческого сознания. На виду у огромного скопления людей Дональд бросил ее на голую землю и изнасиловал. Корри была в полуобморочном состоянии. Она ничего не понимала, не видела никого вокруг, только слышала тихий-тихий, жалобный плач ребенка…

Потом ходили слухи, что пожар начался в комнате, которую снимала танцовщица дансинга на втором этаже кабачка «Винный погребок». Говорили, что она вышла из дома и оставила то ли непотушенный окурок, то ли горячие щипцы для завивки волос. Сразу же собрался совет городских властей, который решил не наказывать виновную, но впредь запретить всем девицам из дансингов и борделей селиться где-нибудь, кроме гостиниц и других заведений, имеющих специальную лицензию.

Корри равнодушно отнеслась ко всем этим новостям. Что толку выяснять, кто виноват, если пожар все равно уже случился? Они с Дональдом перебрались в другую гостиницу. От доктора Санти Корри узнала, что Ли Хуа стремительно восстанавливает изрядно пострадавшее помещение дансинга. Ради экономии времени и средств рабочие пускают в ход найденные на пепелище старые гнутые гвозди.

К концу мая весна была в полном разгаре. Она обрушилась на Доусон потоками солнечного света, веселым щебетаньем птиц, порывами теплого южного ветра. Пробуждение природы после долгой зимней спячки вселило оптимизм даже в глубоко несчастную душу Корри. Мужчины бились об заклад, стараясь угадать тот день, когда лед на реке тронется. И когда раздался наконец оглушительный треск разламывающегося на куски ослепительно-белого панциря, этот звук приветствовали ликующие крики радости и стоны разочарования, в зависимости оттого, проигран или выигран заклад.

Когда по реке стали ходить суда, Корри получила весточку от тети Сьюзен. Доктор Санти принес письмо с почты и отдал пленнице лично в руки. Но не успела та сказать слова благодарности, он остановил ее:

– Не надо благодарить. Я вытащил из письма деньги и передал твоему мужу на сохранение. Он не хочет, чтобы ты имела возможность купить билет на пароход на свои собственные средства.

Корри расстроилась, но все равно с нетерпением развернула письмо и стала жадно вчитываться в аккуратный мелкий почерк тети Сьюзен.

«…У меня все в порядке. Я выхожу замуж за человека по имени Томас Картендон. Он биржевой маклер, имеет трех сыновей-подростков. Я собираюсь переехать к нему, уже укладываю вещи. Разумеется, я буду следить за домом до твоего возвращения. К тому же здесь остаются миссис Парсонс и Джим Прайс. Я буду жить недалеко от тебя, в каких-нибудь четырех кварталах. Так что мы сможем часто видеться. Без тебя дом кажется пустым и заброшенным, и я с радостью переберусь туда, где меня будут окружать дети…»

Корри отошла к окну, чтобы доктор Санти не заметил, каким бледным и обескураженным стало ее лицо. Ей и в голову не могло прийти, что тетя Сьюзен может вторично выйти замуж или просто уехать куда-нибудь. Корри так привыкла к ее постоянному присутствию рядом, привыкла быть единственной любимой племянницей… Корри продолжала читать:

«Я так давно не получала от тебя вестей. До нас дошли слухи о каком-то кораблекрушении на Юконе. Я даже не знаю, получила ли ты деньги, которые я выслала тебе еще осенью. Надеюсь, что у вас с Эвери все хорошо, что вы оба здоровы и счастливы. Кто у тебя родился? Мальчик или девочка? Как бы мне хотелось поскорей увидеть твоего малыша! Посылаю тебе еще денег, мало ли что. Когда вы собираетесь возвращаться? Надеюсь, теперь уже скоро.