|
Заметил меня и помахал рукой. Я подошел, и Том снова занялся ульями, а я смотрел, как он шагает – коленные чашечки ходят ходуном. И руки в длинных рукавах мотаются, чисто плети – надо думать, для равновесия. – Не подходи к ульям, зажалят. – Тебя ведь не жалят. Он снял шляпу и отогнал пчелу к улью: – Меня и жалить-то теперь некуда. Да они и не будут: знают, лапушки, кто за ними ходит. Мы отошли от ульев. Седые стариковские волосы развевались на ветру, и мне казалось, что они сливаются с облаками. Борода заправлена под рубаху. Туман поднимался, образуя потоки облаков. Том потер покрытую веснушками лысину: – Пойдем, Генри. От холода пчелки совсем рехнулись. Ты бы слышал, что за чушь болтают. Как окуренные. Чайку выпьешь? – Обязательно. (У Тома чай такой крепкий – выпил и почти сыт.) – Уроки выучил? – А то. Слыхал, покойника волнами выбросило? – Я ходил смотреть. К северу от устья. Похоже, японец. Мы закопали его за кладбищем, где они все. – По-твоему, что с ним приключилось? – Ну… – Мы свернули к дому. – Кто-то его застрелил. Я открыл рот, Том хохотнул: – Полагаю, за попытку посетить Соединенные Штаты Америки. Однако Соединенные Штаты Америки закрыты для посещения. Старик шел через двор, не глядя под ноги, я трусил по пятам. В доме он продолжил: – Кто-то объявил нас запретной территорией, мы в черте оседлости, приятель, а вернее, не в черте, а черт те где. Эти корабли на горизонте – они такие черные, что видны даже в безлунную ночь: тоже мне, маскировка. Я не встречал иностранца – живого иностранца – с того самого дня, а у мертвого много не выспросишь, хи-хи. Долгонько для случайного совпадения, а есть и косвенные свидетельства. Однако вопрос вот в чем: кто нас стережет? – Он наполнил чайник. – Моя гипотеза такова: нас закрыли от людей, чтобы защитить от нападения и уничтожения… Но я уже излагал тебе эти взгляды? Я кивнул. – И все же, если на то пошло, я даже не знаю, о ком говорю. – Они китайцы, да? – Или японцы. – Как ты думаешь, они заняли Каталину, чтобы никого сюда не пускать? – Знаю только, что на Каталине кто-то есть и это не наши. Видел, как ночью весь остров сияет огнями. Да ты и сам видел. – Еще бы, – сказал я. – Красотища. – Похоже, теперь Авалон – оживленный маленький порт. Без сомнения, на том берегу есть гавань побольше. Какое счастье, Генри, хоть что-нибудь знать наверняка. Поразительно, как мало нам известно. Знание – ртуть. – Он подошел к очагу. – Но на Каталине кто-то есть. – Надо бы сплавать туда и посмотреть кто. Он мотнул головой, глянул в окно на быстро струящийся туман и сказал невесело: – Мы бы не вернулись. Потом подбросил на тлеющие угли сучьев. Мы сели в кресла у окна и стали ждать, когда закипит чайник. Море было в серых заплатах, светлых и темных, а между нами и солнцем пролегла цепочка серебристых пуговиц. Похоже, туман прольется дождем – везет Николену-старшему, в дождь ловить можно. Том состроил гримасу, тысячи морщинок сложились в новый узор. «Что случилось с летнею порой, – пропел он, – когда жизнь была чудесна». |
