Он скрестил руки и повернулся к ней:

— С тобой это не так просто. Ты пытаешься меня спровоцировать. Ты не должна действовать так явно.

Она ухмыльнулась:

— А это работает?

— Лучше спросить, зачем тебе это нужно?

— Потому что ты совсем не такой черствый сухарь, каким хочешь казаться. Я несколько раз видела твои промахи. И потому что мне нравится общаться, что уже было установлено. И хотя я призналась, что иногда разговариваю сама с собой, на самом деле мне это не доставляет удовольствия.

— И в чём же суть твоей длинной тирады?

— Когда я разговариваю с тобой, это то же самое, что говорить сама с собой, — проворчала она. — Ты не умрешь, если покажешь человека, что скрывается за маской стрелка. Когда мы с тобой наедине, никто не увидит, если ты будешь смеяться, и не убегут в ужасе, если увидят, что ты разозлился.

— Скажи мне вот что …

— Нет, до тех пор, пока ты не будешь взамен отвечать на мои вопросы.

— Почему ты не боишься меня?

Она долго на него смотрела, потом начала смеяться:

— После того что я тебе сказала, ты меня спрашиваешь об этом? В самом деле? Или это твой способ сменить тему?

— С первой же ночи ты меня не боялась. Ты выказала отчаянье, но не страх.

Она подняла брови:

— Ты хочешь, чтобы я тебя боялась?

Хотел ли он? На самом деле нет. Так много воды утекло с тех пор, как он с кем-то сталкивался лбами, что он успел забыть, как это злит, выводит из себя, но в тоже время может быть довольно забавным. Несколько раз ему хотелось посмеяться над тем, что она сказала, и пару раз он даже не смог устоять против этого желания. Нет, он совсем не против того, что не заставляет её нервничать. Но его, безусловно, сбивает с толку, что она не боится его, в то время как все остальные боятся… по крайней мере, вначале.

— Это часть моей работы — разбираться в людях. Ты не подпадаешь ни под одну из категорий.

Она взмахнула руками:

— А теперь ты называешь меня странной?

— Нет. Скорее безрассудной… или слишком смелой.

Она усмехнулась:

— Тогда ты плохо пораскинул мозгами. Если хочешь правду, то обычно я так на тебя зла, что не чувствую ничего другого.

Он покачал головой:

— Страх это не то чувство, что замещается другими. Ты можешь злиться, но в то же время быть слишком испуганной, чтобы что-то с этим поделать.

— Ха! Ты знаешь, что это не мой случай.

Правда. Она неоднократно нападала на него с кулаками, несколько раз его пинала, бросала в него ботинки, орала и выплёскивала на него свой гнев и раздражение. Она всегда открыто выражала свои чувства, но никогда это не был страх. Прямо сейчас было заметно, что она была в восторге от его любопытства… которое он должен был держать при себе.

Её ответ его не удовлетворил. Расплата за все те разы, что он ей не ответил? Или она у него научилась, как можно избегать темы, которую не хочет обсуждать.

Он повернулся, чтобы снова посмотреть в окно, давая понять, что с него достаточно её уклончивых ответов. Он слышал, как дверь в маленькую уборную открылась, а потом закрылась. Его удивило, что в комнате даже была такая, хотя ванная комната не предлагалась. Отель был новый, поэтому должен предоставлять такие удобства. Но, возможно, некоторых дельцов сильно ударило по карману, когда нужно было восстанавливать здание после пожара, о котором он слышал. Ванна даже не была огорожена ширмой. Это обещает быть интересным …

Она вышла из уборной:

— Почему они так долго не приносят воду?

— Я предполагаю, что они её греют, — ответил он, не оборачиваясь.