И ехал дворянин, кажется, в этом же вагоне.

Уто огляделся. Верно. Только в соседней комнате. Она вроде бы сейчас пустует.

— Д-дай, — сказал Тассел.

Шкипер повиновался. Бутыль была холодной и очень тяжелой — словно вместо вина туда залили ртуть.

«У меня в поезде — колдун, — подумал Уто. — А я все хотел дотянуть до Китара…»

Тассел глотнул из запотевшей бутыли. Тут же выпитое полилось ему на грудь.

Попадая на кожу, темная жидкость превращалась в пар.

— Х-хаос п-по… п-по-ддери, — сказал граф. Губы у него дрожали. Заикался граф все сильнее.

«Всего лишь контузия? — подумал Уто. — Всего лишь?»

— Как твоя голова? — спросил Маран через полчаса.

Я ответил: «Хорошо, дядя». Когда я открыл фляжку — пахнуло горячим металлом. Первый глоток обжег губы. Остальные — едва не сожгли горло. В желудке набух раскаленный шар. Я стонал и плакал.

А потом шар взорвался.

И мне стало лучше.

— В незнакомом месте, — учил Маран, поднимая фонарь повыше, — всегда держись левой стены.

В пятне тусклого света видна грубая кирпичная кладка. Фонарь масляный, самый простой, потому что другие здесь бесполезны. Как ни странно, подземелье Логова — одно из самых немагических мест Ура, Блистательного и Проклятого…

Вернее, здесь магия работает не так, как было задумано.

Слишком древнее святилище, объяснил Маран, когда мы начали спуск. Под Логовом еще до взрыва существовал целый подземный город. Веками здесь добывали камень для постройки верхнего замка. В получившихся катакомбах размещали лаборатории и склады ингредиентов.

А вслед за своими пробирками потянулись и маги.

Мы шли практически в полной темноте. Фонарь Маран взял скорее для моего спокойствия, чем для собственного удобства. Шел дядя размеренно, ориентировался уверенно. Потом вообще передал фонарь мне. Тот был тяжелым… но я почувствовал себя лучше.

Вот свернули за угол.

И увидели свет. Настоящий солнечный свет!

Я стоял ослепленный и обрадованный. В тот момент я даже не вспомнил, что мы с Мараном находимся глубоко под землей.

— Портальная Стрелка, — сказал Маран. — Только не вздумай залезть в одно из этих окон, мальчик.

— Почему?

Они выглядели так привлекательно.

— Ну, во-первых, ты умрешь, — сказал дядя. — Или превратишься в урода. Положим, задница на месте головы тебя не пугает… Пугает? — Дядя посмотрел на меня, усмехнулся. — Смотри-ка. Во-вторых, даже уроду не стоит падать с такой высоты.

— Высоты?

— Подойди и увидишь, мальчик. Да… если попробуешь сунуть руку — не проси ее потом тебе приделать.

За первым окном — высоким, арочной формы — был день. Ясное небо и легкие прозрачные облака. Никакой земли не видно. Только шпили каких-то башен. Вот если бы взобраться повыше… Но как? Помня слова дяди, я опасался даже прикоснуться к позеленевшей бронзовой решетке. Глаза болели от яркого света.

Подошел Маран, посмотрел, хмыкнул. И не успел я опомниться, как оказался у него на плечах.

Теперь я увидел землю. Словно окно было в высокой башне — я смотрел сверху на площадь большого города. Площадь жила, клокотала и двигалась. Беззвучно кричали разносчики газет и уличные торговцы. Проехал големобиль — герба не рассмотреть, но, наверное, это спешил по своим делам кто-то очень важный.