— У нас ведь нет елки, которую мы могли бы украсить. Мэтью еще только собирается пойти за ней со мной вместе.
— Но прежде чем мы найдем елку, нас заберет снежный великан, — засмеялся старший брат.
Микаэла тоже тихо рассмеялась.
— Украшенная елка — не самое главное в праздник Рождества, Брайен, — сказала она мальчику. Потом подошла к Колин и погладила ее нарядно причесанные волосы. — И танцы в этот праздник тоже не самое главное.
— Я знаю, — ответила Колин и печально погладила кружева своего платья, — но мне так хотелось потанцевать.
— И конечно, главное не в том, чтобы вырядиться как на посмешище, — вмешался Мэтью и показал на свой выходной костюм, который Микаэла заставила его надеть.
— Ты боишься, что Господь Бог не узнает тебя? — Микаэла посмотрела на старшего сына со смешанным чувством дружеского участия и материнского упрека.
Потом она снова повернулась к окну. Вьюга бушевала с прежней силой. Микаэла вздохнула.
— Дети, мы не можем поехать в город. Мне очень жаль, особенно из-за тебя, Колин. Нам не остается ничего другого, как отпраздновать самим.
«Как и некоторым другим», — прибавила она про себя. И попыталась прогнать мысль, к которой уже не раз обращалась сегодня.
— Давайте же накроем стол и устроим наш собственный маленький рождественский праздник!
Хотя Микаэла очень старалась приободрить детей своим энтузиазмом, они вяло откликнулись на ее предложение. В умении притворяться она была не очень искусна, к тому же сама чувствовала некоторое разочарование. Наконец все вместе принялись все же накрывать на стол.
Вскоре свечи празднично осветили комнату, а на столе появились дымящиеся лакомые кушанья. Со своего места Микаэла прочитала застольную молитву.
— Мы просим Тебя за всех, кто сейчас одинок. И мы просим Тебя за Шарлотту. Мы по-прежнему любим ее, и нам ее очень не хватает, — закончила она.
Брайен внимательно смотрел на Микаэлу, пока она говорила.
— Мне тоже не хватает мамы, — сказал он с серьезным видом.
— Я понимаю, — ответила Микаэла и погладила ребячью руку.
Брайен явно хотел что-то сказать, но это давалось ему с трудом.
— Доктор Майк… — начал он.
— Да, Брайен. Что ты хочешь сказать? Мальчик сделал еще усилие:
— Как ты думаешь, мама огорчилась бы, если бы я тебя тоже стал называть мамой?
На какой-то момент за столом воцарилось молчание.
Потом Микаэла заметила на губах Колин легкую улыбку. Микаэла взглянула на Мэтью. И у него было написано удивление на лице. Но вот он уже искал глазами взгляд Микаэлы, чтобы незаметно выразить ей свое согласие.
Микаэла с любовью смотрела на Брайена.
— Я не думаю, что она опечалилась бы из-за этого. Ведь так ты не теряешь маму, но приобретаешь еще одну.
Однако прежде чем Брайен разобрался в этом сложном деле, беседу прервал стук в дверь: дважды несколько ударов в одном и том же ритме.
Микаэла и дети испуганно переглянулись. Только в страшных историях кто-то чужой может постучать в дверь вьюжной рождественской ночью.
— Мэтью! — Микаэла хотела убедиться, что ее почти взрослый сын придет ей на помощь. Потом пошла открывать, а дети вскочили со своих мест.
На сером фоне свежевыпавшего снега можно было разглядеть закутанную фигуру. Лицо незнакомца было закрыто от холода толстым шарфом. Он повернулся к открывшейся двери.
— Добрый вечер, — произнес он медленно. Микаэла невольно отшатнулась. Потом собралась с духом.
— Пожалуйста, входите, — сказала она незнакомцу и пригласила его жестом в дом. |