— Почему же не сказал?
— Потому что не знал, что будет дальше. А сегодня знаю. Ты не убьешь его. Потому что только он может тебя воскресить.
— Как?
— Если Мэнсфилд поймет, что его жизнь в твоих руках, он сделает все для тебя. Его газеты напишут о том, что там, на старом прииске, нашли не твое тело. Он сделает так, чтобы твой завод снова стал твоим. И все будет как прежде. Ты вернешься в свой дом. А по весне снова начнешь кочевать с рейнджерами. И все будет как прежде.
— И Мэнсфилд, как прежде, сможет заниматься своими грязными делишками.
— А ты, как прежде, станешь ему мешать, — спокойно парировал индеец. — В природе должно сохраняться равновесие. Волки убивают оленей, охотники убивают волков, но и те и другие должны знать меру, чтобы сохранить равновесие. Какой смысл убивать Мэнсфилда? Его грязные делишки будет проворачивать кто-то другой. Просто для равновесия.
— Какой смысл меня воскрешать? На мое место тоже придет кто-то другой, — сказал Орлов.
— Не вижу, кто это может быть. — Джошуа Кливленд гордо вскинул голову: — Есть люди, как муравьи. И есть люди, как медведи. Одних много, других мало. Я редко встречал таких, как ты.
— А как ты?
— Таких вообще никогда не видел, — скромно ответил вождь.
Подъезжая к лагерю, они издалека почувствовали запах еды. Вкусной еды.
— Команчи прячут огонь так, что ты пройдешь в десяти шагах и ничего не заметишь, — проворчал Джошуа Кливленд. — Твоя женщина не умеет обращаться с костром.
— Она умеет обращаться с мясом, — пряча довольную усмешку, отвечал Орлов.
Вера стояла у огня, помешивая варево в большом котле.
— Вам придется потерпеть, — сказала она. — Идите пока помойтесь с дороги.
Джошуа присел над отрубленной кабаньей головой и потрогал длинные резцы.
— Хороший зверь. Он сам к тебе пришел?
— Разве так бывает?
— Бывает. Когда в лагере нет мужчин, кабаны навещают женщин и разоряют кухню.
— Нет, — сказала Вера. — Я заметила следы, когда водила лошадей на водопой. Разбросала немного кукурузы у камышей. А с вечера устроилась там с винчестером. Может быть, он бы и пришел ко мне в лагерь. Но мне не хотелось ждать. Идите мыться.
Они спустились к реке и смыли с себя дорожную пыль. Обсыхая, сидели на теплом валуне и курили.
— Нет, ты не убьешь его, — сказал Джошуа Кливленд. — Ты не хочешь войны. Ты хочешь всю жизнь сидеть у костра твоей женщины. Нам надо возвращаться. Мы напрасно сюда пришли.
— Нет, — ответил капитан Орлов. — Не напрасно.
Ночью Вера спросила его:
— Почему ты ничего не рассказываешь? Неужели всё так плохо?
— Хорошего мало. Всё оказалось гораздо сложнее. Контрабанда, грабители, твои анархисты из Нью-Йорка — все перемешалось.
— Они финансисты, а не анархисты. И они не мои. Но это не важно. Ты побывал на ферме?
— Нет.
— Ничего. Она никуда не денется. В следующий раз.
— Я нашел Стиллера, — сказал он.
Она молчала, затаив дыхание.
— Его больше нет, — сказал Орлов, и Вера вздохнула.
Ветер потрепал полог шатра и снова затих. Слышно было, как где-то рядом пролетела ночная птица, мягко хлопая крыльями.
— Помнишь, я говорил, что Стиллер водил в Мексику конвои с контрабандой? Мы перехватили караван. Там динамит. И оружие. И я думаю, что все это предназначено не для мексиканцев. |