Не выпуская эту дверь из поля зрения, Леня подошел к стойке бара и попросил у одноглазого пирата стакан сока.

– Р-ром! Р-ром! Бер-ри р-ром! – неодобрительно проорал попугай на плече у бармена.

– Рад бы, да за рулем! – виновато ответил Леня настырной птице.

Бармен ничего не сказал, только усмехнулся, покосившись на попугая, а тот распушил перья на хвосте и важно изрек:

– Бр-ред! Бр-рехня!

– Не хами клиентам, Флинт! – насмешливо бросил птице одноглазый.

– У меня самого дома такой, – Леня незаметно покосился на дверь туалета, – совершенно не поддается воспитанию!

– Пиастр-ры, пиастр-ры! – недвусмысленно проорал попугай.

Леня бросил на стойку купюру и пошел к свободному столику, бросив через плечо:

– Сдачу отдай попугаю!

Но не успел он сесть за стол, как дверь женского туалета приоткрылась и из него, воровато оглядываясь, выскользнул рослый загорелый мужчина, вполне подходящий под описание двоюродного брата мистера Лоусона.

Маркиз облегченно вздохнул: интуиция его не подвела, и он не зря в аэропорту «сел на хвост» могучей загорелой тетке.

Австралиец повел шеей, как будто ему мешал воротник, и чуть не бегом устремился к выходу из кафе.

Леня поставил на стол недопитый стакан сока и торопливо направился вслед за австралийцем.

На пороге кафе он задержался и обежал улицу взглядом. Рослый австралиец стоял неподалеку от «Джона Сильвера» на краю тротуара и махал рукой проезжающим машинам.

Вскоре одна из машин притормозила, но после минутной заминки поехала дальше, оставив австралийца на обочине. Маркиз предположил, что водитель не понял, что хотел от него иностранец, и решил с ним не связываться.

Через минуту возле голосующего австралийца остановилась еще одна машина, темно-красная «девятка», и загорелый здоровяк, коротко переговорив с водителем, сел в нее.

Леня вскочил в свою машину и резко сорвался с места, стараясь не потерять «девятку» из виду.

Красная машина проехала по Московскому проспекту до Обводного канала, свернула налево, промчалась по Измайловскому проспекту, по Вознесенскому и повернула на Садовую. Вскоре они оказались в тихом и безлюдном углу города, изрезанном многочисленными речками и каналами – Пряжка, Крюков канал, Фонтанка… Лене приходилось держаться подальше от «девятки», чтобы австралиец не заметил преследования на этих пустынных улицах и набережных, и он чуть не упустил красную машину из виду. Наконец, свернув за угол, он увидел, что «девятка» остановилась рядом с небольшим аккуратным двухэтажным особнячком, отделанным в голландском стиле, – казалось, этот домик сошел с картины кого-нибудь из так называемых «малых голландцев».

Рослый мужчина вышел из автомобиля и зашагал к особнячку. «Девятка» обиженно фыркнула мотором и уехала. Маркиз выждал некоторое время, чтобы не столкнуться с австралийцем, и подошел к двухэтажному домику. Возле резной дубовой двери на фасаде красовалась начищенная до ослепительного блеска медная табличка с лаконичной надписью: «Отель Голландский Домик».

Название очень подходило этому маленькому отелю.

Маркиз открыл дверь и вошел в холл гостиницы.

В маленьком уютном холле было тепло от жарко пылающего камина и пахло тмином, корицей, ванилью и вкусной домашней выпечкой. За стойкой сидел круглолицый толстяк в темном старинном камзоле и покуривал короткую трубочку. При виде Лени он положил трубочку на стойку и с доброжелательной улыбкой спросил:

– Чем я могу вам помочь?

– Только что к вам прибыл иностранный гость. Мне кажется, я его знаю, но я хотел бы уточнить – знаете, чтобы не попасть в неловкое положение… Это случайно не Вилли Штукенштекер из Гамбурга?

Лицо портье сразу же стало не таким добродушным и улыбчивым, и даже камин, кажется, перестал уютно согревать холл.