Она перевела дыхание.
– И мы должны понимать, несмотря на изменчивость, а подчас и непостижимость нашей жизни, вокруг довольно много вещей, которые заключают в себе истинную ценность, и вовсе необязательно это деньги.
Мистер Викхэм облокотился на спинку кресла, пристально глядя на девушку.
– Вы удивили меня, мисс Стивенс! – признался он. – Скажите, вы сами до всего этого додумались?
– Все, что я сказала, отражает мои чувства, и, поверьте, я совсем не пытаюсь произвести на вас впечатление.
Неожиданно американец рассмеялся. Тила в недоумении уставилась на него.
– Поверьте, – увидев, как она отреагировала на его смех, стал объяснять мистер Викхэм, – я не хочу показаться грубым, но вы выглядите не намного старше моей дочери, а ваши слова были бы под стать какому-нибудь доктору философии.
– Я действительно не пыталась произвести на вас особого впечатления, мистер Викхэм, – ответила Тила. – И уж если быть до конца честной, из того, о чем мы сегодня беседовали с Мэри-Ли, я поняла, что в детстве вы лишили ее чего-то намного более важного, нежели факты и цифры.
– Я лишил ее? – переспросил Клинт Викхэм.
– Конечно. Вы ведь не можете рассказывать ей о том, чего не знаете сами, – молвила Тила. – Я понимаю, вы прошли трудную школу жизни, но она сильно отличается от того, что может понять живущий беззаботной, комфортной жизнью ребенок.
– И что вы имеете в виду, говоря это? – снова спросил озадаченный мистер Викхэм.
Тила улыбнулась, и ее лицо стало еще симпатичнее.
– Я пытаюсь объяснить вам, почему для Мэри-Ли очень важно использовать воображение.
Мистер Викхэм встал и прошелся по комнате.
– Я просил вас спуститься вниз, мисс Стивенс, так как решил, что вы слишком молоды и неопытны для того, чтобы учить мою дочь, которой я хочу дать полноценное образование.
– Я знала, что вы так подумаете, – пролепетала Тила.
– Вы знали, о чем я собираюсь говорить с вами? – усмехнулся мистер Викхэм.
– Да, – спокойно ответила Тила.
– И откуда же?
– Потому что я заметила, как вы удивились, впервые увидев меня, и потому что, мне кажется, я знаю, как вы привыкли думать.
– И как же вы можете знать это? – поднял он брови.
Тила ответила не сразу, и он язвительно переспросил:
– Ну так как же, отвечайте!
– Ну хорошо, – собралась с духом Тила. – Вы деловой человек, и вы невообразимо богаты уже в таком молодом возрасте. Из-за этого, а также из-за положения, которое вы занимаете в мире бизнеса, у вас не остается выбора – вам поневоле приходится быть довольно жестким и суровым, а значит, и думать так же.
Она какую-то секунду колебалась, сжигать ли мосты до конца, а потом решительно на все махнула рукой.
– Но я не думаю, – продолжала она, – что именно этого вы хотите для своей дочери, которая, во-первых, всего лишь ребенок, а во-вторых, девочка.
Клинт Викхэм внимательно смотрел на нее, но не проронил ни слова.
Не услышав ничего в ответ, Тила сказала:
– Факты и цифры, может быть, важны для мальчика, но они никак не сделают Мэри-Ли более очаровательной и привлекательной.
Девушка вновь посмотрела на американца, но тот молчал.
– То, что она чувствует и к чему стремится, имеет гораздо большее значение, чем осведомленность в том, что она сможет купить, имея миллион фунтов.
А в заключение речи она произнесла уже мягко:
– Никакие деньги мира не способны купить женскую нежность и тепло, и никакие академические знания не смогут изменить ее сердце. |