Возможно, наиболее убедительным образом выразили императивы новой глобальной политики для США специалисты военно-воздушных сил, подчеркнувшие важность новой военной технологии: "Радиус действия бомбардировщиков сейчас имеет мировой охват". Бомбардировка Лондона ракетами Фау-2 показала новый способ достижения американской территории ударами из-за океана. Теперь вооруженные силы противника могли бы "без предупреждения преодолеть все прежде видимые барьеры или "линии обороны" и нанести сокрушающие удары по нашим населенным центрам, по нашей индустриальной, экономической мощи и правительственным центрам".

Итак, к предпоследнему году второй мировой войны американские стратеги закрепились на тех позициях, к которым они приближались в 1917 и 1940 году - на позициях активного противодействия возможности контроля одной страны на массиве Евразия. Вперед вышли геополитические соображения, которые подмяли под себя прежнее кредо американской дипломатии: самоопределение наций, либеральная мировая торговая система, коллективная безопасность, "свободы", обозначенные в Атлантической хартии, и прочее подобное.

На выборах 1944 года Рузвельту было важно не дать прийти к власти деятелям типа генерала Макартура, которые, в отличие от него, считали основной ареной борьбы за мировое могущество не Европу, а тихоокеанский регион. И главное - они не верили в глобальность распространения американского влияния, их лозунгом было выделение определенного регионального приоритета. Они не ощущали необъятности открывшейся перед Америкой возможности. В июле 1944 года Рузвельт послал председателю Национального комитета демократической партии письмо, в котором говорилось: если конвент демократической партии изберет его своим кандидатом на следующий президентский срок, он "как хороший солдат" выполнит свой долг. Критическое значение приобрел выбор напарника, вице-президента. Было ясно, что в послевоенном мире этот избранник получит большие шансы занять Белый дом. Исходя из соображений популярности в среде демократов, принадлежности к влиятельному Ближнему Западу и партийной лояльности, он выбрал сенатора от штата Миссури Гарри Трумэна. Сам Трумэн был этим поражен. (Выбор данной политической фигуры, склонной к упрощенным решениям и демонстрации силы, определил многое в послевоенной американской политике.)

Рузвельт решил не вести предвыборной кампании. Его преференции, его взгляды были достаточно хорошо известны. "В эти дни глобального конфликта, - заявил президент, - у меня попросту не будет времени вести обычную кампанию".

Рузвельт очертил перед американским народом (речь в Сан-Диего) следующие задачи: "Первое - выиграть войну, выиграть войну быстро, выиграть ее мощно. Во-вторых, создать всемирные международные организации... Третье - укрепить экономику".

Противник Рузвельта - республиканец Дьюи ожесточенно вел борьбу против того, что он называл "правительством одного человека". И уже очень утомленного человека. Во время остановки в Сан-Диего у Рузвельта случился жестокий приступ, свидетелем которого был его сын Джеймс. Несколько минут Рузвельт не открывал глаз, его лицо осунулось, по телу шли судороги. Но железная воля преодолела немощь тела, и президент не отменил очередного выступления. Адмирал Леги постарался заглушить распространяющиеся слухи о плохом здоровье президента. Человек, который работает по четырнадцать часов в сутки, не может жаловаться на нехватку энергии.

Чтобы обеспечить национальный консенсус для претворения в жизнь грандиозных внешнеполитических планов, Рузвельт предпринял необычный шаг. В конце июня он выдвинул инициативу создания первого в истории США межпартийного правительства. Рузвельт предлагал кандидату республиканцев на предшествующих выборах У. Уилки пересечь партийные барьеры и создать нечто вроде объединенной партии либералов среди демократов и республиканцев. "Мы должны иметь две реальные партии: одну - либеральную и другую консервативную".