Хладнокровие при решении задачи, американского выигрыша в Европе за счет жертв России видно из уже упоминавшейся "Программы победы". В ней утверждалось, что "наилучшие возможности для успешного наземного наступления против Германии предоставляет поддержание активного фронта в России". Только Советская Россия обладает "достаточными людскими ресурсами, расположенными в благоприятной близости к центру германской военной мощи. Именно поэтому эффективное вооружение русских войск было бы наиболее важным шагом". В Вашингтоне не обсуждали, чего стоила Советскому Союзу "благоприятная близость к центру германской военной мощи". Там бесстрастно калькулировали, придя к выводу о необходимости предоставлять СССР военную помощь по крайней мере до 30 июня 1942 года.

В сентябре - в связи с тяжелыми поражениями советских войск под Киевом и Ленинградом - в Вашингтоне (равно, как и в Лондоне) стали возникать опасения относительно сепаратного мира на восточном фронте. У. Черчилль излагал такие опасения самым откровенным образом. ("Мы не исключаем вероятия того, что русские могут думать о сепаратных переговорах", телеграфировал Черчилль Рузвельту в эти дни.) Рузвельт ответил, что следует ускорить проведение московской конференции, он приблизил дату ее открытия 25 сентября 1941 года. На этой конференции ведущей фигурой с западной стороны был, несомненно, А. Гарриман - от него зависела выработка программы помощи СССР объемом в миллиард долларов. Уязвленный, отошедший в тень глава английской делегации лорд Бивербрук спросил после окончания конференции Сталина, удовлетворен ли он ее итогами. Тот "улыбнулся и кивнул".

Политика Рузвельта в отношении СССР даже на этом этапе, когда он полностью поддерживал нашу страну, была непростой. Бывший посол США в СССР У. Буллит предлагал президенту потребовать от СССР, находившегося в смертельной опасности, отказа от географических изменений, последовавших в 1939 году. Рузвельт не пожелал поднимать этот вопрос. В его понимании 280 советских дивизий были ничем не восполнимой силой, направленной против гегемонии Гитлера в Европе, все остальное блекло перед этим обстоятельством. Пока Рузвельт явно опасался оказывать давление на важнейшего союзника. Тем более, что он знал о шаткости собственных обещаний помощи. Г. Гопкинс говорил в это время о силе антисоветской оппозиции: "Удивительно велико число людей, не желающих оказывать помощь России и которые, по-видимому, неспособны осознать своими твердолобыми головами стратегическую важность этого фронта".

В целом Рузвельт был удовлетворен итогами московской конференции, о чем он телеграфировал 8 октября 1941 года Черчиллю. Отметим высказанную им основополагающую мысль: поскольку именно СССР несет всю тяжесть жертв, а США не могут даже обеспечить бесперебойную помощь, не следует предъявлять Советскому Союзу никаких претензий. Важнее всего сохранить его в строю борьбы.

Посылая в конгресс запрос на шестимиллиардные расходы по ленд-лизу, Рузвельт 18 сентября подчеркнул, что исключение СССР из списка получателей помощи сказалось бы на обороноспособности СССР и осложнило бы реализацию стратегии президента. Конгресс осознал стратегические нужды момента. Тридцатого октября 1941 года Рузвельт уведомил Сталина, что американские военные поставки достигнут одного миллиарда долларов, расплата по ленд-лизу последует через пять лет после окончания войны.