Она ожидала сопротивления. Из какого бы материала ни были изготовлены шар и стержень, вид у них был довольно увесистый. К ее удивлению, обруч подался вверх неожиданно легко.

Во влажном воздухе вокруг Магьер зародился низкий гул. Казалось, он заполняет всю пещеру. Или этот гул был внутри ее, струился по ее костям, стекаясь в черепе?

– Нет! – истошно крикнул Лисил. – Верни на место!

Магьер ощутила, как на лице у нее оседают капли влаги.

И такие же капли блестели на ее руках. Туман, поднимавшийся из бездны, пришел в движение, стягивался к ней. Снизу, из‑под ладоней Магьер, сжимавших золотой обруч, хлынул свет… и она посмотрела вниз.

Стержень, с двух сторон сжатый выпуклостями обруча, покачивался в пустоте над шаром. Вместо того чтобы поднять и стержень, и шар, обруч Магьер попросту выдернул стержень.

Шар, который все так же покоился на каменном постаменте, излучал свет… нет, был соткан из света. Его сияние искрилось в каплях воды, покрывавших руки Магьер.

Радужные переливы, пробегавшие по поверхности шара, вдруг смешались, слились воедино – и шар полыхнул ослепительным голубовато‑зеленым цветом.

– Верни стержень на место!

Магьер слышала крик Лисила, но не могла, просто не могла обернуться. Глаза у нее заслезились от слепящего света, все вокруг помутнело и расплылось, как при снежной слепоте.

И только шар был виден все так же явственно и четко.

Магьер не могла шевельнуться, хотя и чувствовала, что на ее ладони, сжимавшие обруч, легли чьи‑то руки.

* * *

Каменную площадку у входа в пещеру залил свет.

Малец повернулся и отпрянул, съежившись, от немыслимо‑яркого сияния, которое излучала платформа.

Сквозь это сияние едва были различимы три смутных силуэта. Затем по коже Мальца пробежала дрожь, и шерсть его встала дыбом.

Он почуял присутствие своих сородичей – стихийных духов.

Малец отвернулся от слепящего света и увидел, как Сгэйль прикрывает ладонью глаза. Каменная стена за спиной у эльфа сочилась… водой.

Крупные капли выступали из камня и срывались, но не падали вниз. Мерцая и переливаясь, они устремлялись к платформе, причудливым ливнем обрушивались в голубовато‑зеленое сияние.

Малец ощутил прикосновение Земли, Огня, Воздуха, Духа… и всепоглощающее присутствие Воды. Он не сделал попытки соединиться со стихиями всего сущего, однако они резко обострили его восприятие… и последняя стихия, первичная Вода, заглушила все остальные.

Малец вспомнил, как родился во плоти.

Все ощущения, все испытанные муки промелькнули в его сознании. И он двинулся еще дальше, вспомнив – почти вспомнив – свое прежнее существование среди сородичей, стихийных духов.

Он… они… оплакивали утрату.

Нет, не утрату – грех… с того самого мгновения, когда появилось само понятие «мгновение».

Когда в самом начале творения возникло «время».

Ослепленный сиянием, Малец сделал шажок вперед, нащупал лапами начало моста. И мысленно воззвал к сородичам:

Что… что настолько ужасное случилось при сотворении мира? Что вы… мы… сотворили?

Ответа не было.

В незапамятные времена, когда Малец был единым целым со своими сородичами, понятие «время» для него ничего не значило. Теперь же он пробивался через секунды, дни, годы, которые, словно глухой стеной, окружали утраченные им воспоминания. И все же он чуял – здесь и сейчас – присутствие стихийного духа.

Малец поднял голову, напряженно вглядываясь в сияние.

Духа? Неужели здесь только один стихийный дух?

Как вышло, что он чует не всю общность своих сородичей, а только одного из них? Таких, как Малец, в этом мире больше нет – по крайней мере, насколько ему известно.