Все, на что она оставалась способна, – стараться хоть как‑то утешить Ошу, и это нелегкое дело отнимало у нее остатки сил. Винн сейчас даже не хотелось ни хлеба, ни сыра – только спать.
– Винн… – начала Магьер, но тут же запнулась, смолкла.
– Что такое? – устало спросила Винн.
Магьер отодвинула от ближайшего стола два табурета:
– Сядь, посиди со мной.
Винн уселась напротив Магьер, и та провела рукой по длинным черным волосам. Дважды Магьер открывала рот, но тут же закрывала, часто моргая темными глазами, словно не знала, с чего начать.
– Ты любишь Ошу? – вдруг спросила она.
Винн, застигнутая врасплох, от смущения вспыхнула как маков цвет и не в силах была вымолвить ни слова.
– Это важно, – сказала Магьер, и голос ее отвердел. – Помнишь ту ночь в Криджеахэ… когда Бротан выставил вас с Мальцом из жилого древа, чтобы поговорить со мной с глазу на глаз?
Винн прекрасно помнила ту ночь и все, что тогда произошло.
– Бротан рассказал мне кое‑что о… о своих соплеменниках, – продолжала Магьер, неловко ерзая на табурете. – Эльфы заключают брак только один раз в жизни – и навсегда. Если один из супругов умрет, другой обречен страдать до конца своих дней. Многие так и не могут оправиться от своей потери, а некоторые даже… ничего не поделаешь, такова их природа. Они не такие, как мы, люди.
Винн молчала, не очень хорошо понимая, что Магьер пытается ей сказать. Затем она вспомнила, как Оша рассказывал о своем отце: тот умер совсем молодым, а мать захворала от горя… и тоже не прожила положенного эльфам срока.
Винн поглядела на Магьер широко открытыми глазами:
– К чему ты все это говоришь?
– Лисил для меня – всё, – продолжала Магьер. – Порой мне становится страшно, когда я думаю о том, что с ним сотворила, о том, как он будет страдать, если со мной что‑то случится, но… я его никогда не покину. Я хочу каждое утро, просыпаясь, и каждый вечер, засыпая, видеть перед собой его лицо. Можешь ты сказать то же самое про Ошу?
Винн судорожно сглотнула и зажмурилась, наконец‑то полностью осознав, что имеет в виду Магьер.
Перед ее мысленным взором возникло длинное доброе лицо Оши. Затем она подумала о будущем, о том, как будет изучать манускрипты, унесенные из библиотеки заброшенного замка…
И тогда лицо Оши сменилось другим – узким, бледным, обрамленным каштаново‑рыжими волосами, с пристальным взглядом почти бесцветных глаз. Образ Чейна рассеялся, и Винн открыла глаза.
– Не могу, – прошептала она.
Магьер протянула руку поверх стола, легонько сжала ладошку Винн:
– Тогда не обнадеживай его понапрасну. Знаю, ты никогда и никому не причинишь боли намеренно, но ведь Оше все равно будет больно, и даже сильнее, чем ты можешь себе представить.
Магьер шумно выдохнула, как будто этот разговор стоил ей больших сил, чем все путешествие по Топи. Она выпустила руку Винн и встала:
– Пойдем приготовим постели.
Винн тоже поднялась и осознала, что от усталости у нее подгибаются ноги.
– Магьер…
– Что?
– Спасибо.
* * *
На следующий день после того, как отряд пересек западную границу Древинки и двинулся дальше, вглубь Белашкии, Малец разразился лаем, разглядев впереди довольно крупный город. Следуя совету Камерона, они без неприятностей шли точно на запад и через шесть дней повернули на северо‑запад. Добираться до знакомых мест им пришлось гораздо дольше.
Для всех оказалось неожиданностью, что границу охраняли патрули белашкийской конницы… и только потом Малец сообразил, что пока в Древинке бушует гражданская война, иначе и быть не может. |