— Чертовски жарко у вас тут. — Я скинул пальто в прихожей на полосатую, лимонную с белым, козетку и прошел на кухню, где Клиффорд (всерьез занимавшийся кулинарией), стоя в длинном голубом переднике, наливал масло в миску.

— Как прошел день?

— Случилась ужасная неприятность.

— Вот как? — Он с интересом поднял на меня глаза.

— Миссис Уитчер и ее хахаль выставили мой стол из «фонаря» и поставили туда ее стол.

— Только и всего? Ну, а вы потом переставили все назад?

— Нет.

— Почему?

— Вы же знаете, почему. Какой смысл?

Клиффорд, держа в руке бутылку с маслом, холодно посмотрел на меня.

— Вы хотите, чтобы я вам посочувствовал. Хотите, чтобы я оценил оригинальность ваших страданий. Так вот нет. Я считаю, что вы идиот. Потеряли еще одну пешку в жизненной игре. Теперь вы уже никогда не сможете получить назад свое место, никогда. Кончено.

— Я знаю. Зачем сыпать мне соль на рану? Я вовсе не хочу, чтобы вы проливали слезы по моему поводу.

— Я не желаю копаться в метафизике вашего самоуничижения.

— А кто, черт побери, вас просит копаться?

— Просто вы упали в моих глазах — вот и все. Очень низко упали. Ваше поражение принизило вас. Словно кто-то вас подкоротил — миссис Уитчер подкоротила да еще и кровь высосала. А раз вы ей позволили, теперь она попытается это повторить. И вы превратитесь в нуднейшего человека, чьи страдания никого не будут интересовать.

— Послушать вас, я уже им стал.

— И от вас плохо пахнет. Вам надо бы следить за этим.

— Вы хотите, чтоб я что-нибудь расколошматил в самом начале вечера?

— Вы так легко теряете над собой контроль.

— А вы намеренно делаете мне больно.

— Ох, не будьте занудой. Я уже понимаю, что вы сегодня весь вечер будете нудить. — И он принялся помешивать свою ужасающую черную маслянистую бурду.

— Да? Так вот: Кристел выходит замуж за Артура Фиша. — Я еще не говорил Клиффорду об этом романе.

Клиффорд продолжал помешивать. Лицо его изменилось, конвульсивно сжалось, затем медленно разгладилось и приобрело поистине ангельски-спокойное выражение.

— Ну, чтобы развлечь меня, не надо заходить так далеко.

— Это не шутка. Помолчав, Клиффорд сказал:

— Этого не может быть.

— Чего — не может быть?

— Да этого брака. Не может быть.

— Почему? Вы, что ли, намерены помешать?

— Нет. Но признайтесь. Вы же пошутили.

Редко удается завязать дружбу с человеком, который не только кажется сложным, но и является таковым. Клиффорд Ларр очень меня интересовал. Он внушал мне восхищение, симпатию. Однако наши отношения, хоть и достаточно близкие, носили все же официальный характер. Частично это объяснялось, конечно, тем, что он задавал им тон, окружал себя тайной, держался этаким загадочным принцем. Никаких интимных отношений между нами, конечно, не было. Меня неизменно привлекал только другой пол. То, что он принадлежал к людям со странностями, я не сразу распознал (потому что не склонен был замечать подобного рода вещи), однако впоследствии понял, что это — главное, краеугольный камень, ключ, — правда, ключ, которым я не мог воспользоваться или который открывал двери, но за ними сразу обнаруживались другие. Этим объяснялось его неблагополучие, которое, словно свод, давило на наши, как я уже сказал, несколько формальные, даже официальные отношения. То, что он надеялся сойтись со мной поближе, сейчас, казалось, отошло в далекое прошлое, стало легендой той поры, которой, возможно, и не существовало, по отголоски которой проникали в настоящее, окрашивали, если не определяли его.