Помните, что вы видите в кинозале, оборачиваясь и глядя на кинопроектор во время демонстрации фильма? Чистый, белый, похожий на луч лазера пучок света, энергично скачущий вверх и вниз, а в нем, возможно, лениво колышутся клубы сигаретного дыма, или танцуют пылинки. Вот чем стал Гамбаду, стоило мне коснуться его: мгновенная вспышка яркого белого света, а потом он исчез. Ничего.

– Это всегда совсем не то, чего ожидаешь. Даже ангелы! Кажется, уж они-то должны хоть чем-то выделяться. Пусть не крыльями или арфами, но, на худой конец, достойным поведением или безобидностью. А что на самом деле? Маленькие высирки на велосипедах, не умеющие даже вести себя прилично!

Спросоня, успокаивая Фила, обняла его рукой за плечи и прижала к себе. Но он не обратил на это никакого внимания.

– Бог очень тонок, но вовсе не жесток. Теперь-то ты согласен с этим, Уэбер? Когда тебе выпадает последняя, самая последняя возможность повернуть назад, Бог, чтобы предупредить тебя, посылает свои легионы, а они оказываются малолетними крысятами на оранжевых великах! Этакая современная версия летающих обезьян из «Волшебника Страны Оз».

А разве его предупреждения не возымели последствий? Сначала гибнет актер. Потом исчезает Никапли. Велосипед взмывает в небо, а сопляки несколько раз настоятельно рекомендуют тебе снимать только их. Неужели ты так и не распознал в этом его сигналов «ОСТОРОЖНО»? Впрочем, я нисколько не удивлен. Никто бы не догадался.

Фил встал и, подняв теперь уже безжизненное тело собаки, осторожно уложил его в стоящую рядом с диваном корзинку.

– Когда оказываешься здесь, все меняется. Время, последовательность. Другие правила.

Можешь думать об этом, как о движущейся дорожке в аэропорту рядом с обычным проходом. На моей дорожке, если будешь не просто ехать, а еще и идти вперед, можно двигаться вдвое быстрее. С другой стороны, я могу просто стоять и одновременно ехать, в то время как людям по соседству со мной нужно шагать. А еще можно развернуться и бежать изо всех сил против движения моей дорожки. Кстати, должен заметить, что Блошка только что умер, но мы его сейчас переложим, и тогда Саша, найдя меня, сразу увидит и его. Впрочем, это к делу не относится. Я хочу поговорить о нас с тобой, Уэбер.

Ты никогда не замечал, что я тебя обкрадываю, поскольку всегда был слишком занят тем, чтобы оставаться оригинальным. Но я крал, как и множество других людей. Ведь ты всегда был так уверен в том, что делал, и неизменно оказывался прав.

Даже твой отъезд был правильным поступком! Получил «Оскара» и уехал! Если бы ты только знал, как я тебя тогда ненавидел. Каким дураком себя чувствовал, оставаясь здесь, чтобы и дальше играть Кровавика, в то время как ты попиваешь вино в Портофино, а потом возвращаешься и начинаешь работать с умирающими людьми! ,

Так что, я мог, по крайней мер^е, хоть попробовать немного измениться, верно? Создать что-нибудь высокохудожественное и исправить хотя бы несколько дюймов себя.

Сначала я решил снимать «Мистера Грифа», но никто им не заинтересовался. Пришлось мне сделать этот говенный видеоролик, который все просто возненавидели. Пара на пару. Что же мне после этого еще оставалось? Как по-твоему? Что еще я мог сделать, кроме как до конца дней своих играть жалкого монстра? – Он явно был в ярости: дергал головой, всплескивал руками, а потом засовывал их глубоко в карманы.

У меня невольно вырвалось:

– Спросоня.

Он замер, повернулся и ткнул в меня пальцем.

– Именно. Спросоня. Стоило ей появиться в этой обшарпанной церкви, как я тут же понял, что означает ее появление. Старый друг явился на помощь.

Она сказала, что для меня единственная возможность добиться своего – создать произведение искусства, хоть мало-мальски стоящее и продолжительностью более пяти минут – это «Полночь убивает».