Англичанин почувствовал, что заливается краской. Он взял плащ из рук Эвике и ненароком коснулся ее кожи, загрубевшей от работы, зато теплой. Интересно, какова кожа Гизелы на ощупь? Наверное, гладкая и ледяная, как у статуи в зимнем парке.

Замотавшись в вампирский плащ, Уолтер покинул замок и отправился в деревню. Волки, которые всю ночь услаждали его слух сладостными трелями, уже отправились на боковую, так что юноша чувствовал себя в относительной безопасности (насколько это вообще возможно, имея за спиной замок кровавого маниака).

Ранним утром лес был не так страшен, как ночью, и уже не казался сплошной непроглядной массой, густой, полной пугающих звуков, словно квинтэссенция всех кошмаров. Горный воздух не успел нагреться и как следует пропитаться запахом хвои, но уже кружил голову подобно разбавленному вину. Дорогу впереди заволокло дымкой, которая понемногу начинала рассеиваться. Серые, поросшие мхом скалы взмывали ввысь, и деревья, воодушевленные их примером, тоже тянулись изо всех сил, ловя лучи восходящего солнца. Уолтер походя сколупнул со ствола комок смолы и лизнул ее, чувствуя как на кончике языка вспыхивает вкус детства. Не того детства, которое он провел в закрытой школе, а идеального детства, с приключениями, разбитыми коленями и игрой в индейцев. Он сунул смолу в рот и старательно ее разжевал.

Дорогу со всех сторон обступали заросли папоротников. Ярко-зеленые и узорчатые, они колыхались, как хвосты диковинных птиц, а рядом пестрели цветы — и колокольчики, и пушистая желтая горечавка, и водосбор, похожий на падающую комету. На листьях растений еще сверкали капли росы, словно сама природа разбросала по траве осколки зеркал в насмешку над обитателями замка.

Вскоре юноша разглядел и деревню, казавшуюся игрушечной с такого расстояния. Виднелись беленые известью дома, кое-где крытые черепицей, но все больше соломой. В тех домах, где проживали самые трудолюбивые жены или самые голодные мужья, из труб вовсю валил дым. За околицей начинались поля, издали напоминавшие штопаное одеяло, а поодаль махала крыльями ветряная мельница, силясь оторваться от бренной земли. Уолтер не мог пропустить и сельскую церковь, с зеленой крышей и невысокой колокольней со шпилем. Нужно обязательно заскочить туда за святой водой, решил англичанин. Как бы он сам ни относился к католической вере, но вампиры ее уважали.

Через час он спустился в деревню, где утренняя суматоха уже успела поутихнуть, мужчины отправились кто на поле, кто в колбасный цех, женщины хлопотали по хозяйству. Уолтер прогулялся по улице, разглядывая аккуратные домики, окруженные невысокими каменными заборами или плетнем, увитым вьюнком. На изгородь то и дело вспрыгивали куры — интересно, они вообще несутся, учитывая что им приходится ежедневно созерцать замок? — а собаки встречали чужака меланхоличным лаем. Подсолнухи склоняли перед ним тяжелые головы. Сливы, которые росли возле каждого дома, похвалялись темно-сизыми плодами, так и подначивая нарушить восьмую заповедь. Стены домов были украшены сушеными тыквами-горлянками и связками пылающей паприки, любимой приправы в здешних краях. Бытовало мнение, что именно острая пища служит причиной кошмаров, но — как англичанин уже успел убедиться! — вампиры и специи относились к раздельным сферам, никак друг с другом не соприкасавшимся. Было между ними лишь одно сходство — и то, и другое вполне реально.

Сначала Уолтер направился к колодцу, где собирались местные Ревекки. Колодец в деревне — это место общественного значения, эквивалент светского салона. Где еще узнать свежие сплетни, как ни здесь? Увы, языковой барьер вырос перед Уолтером неприступной стеной. На местном диалекте он мог оперировать лишь такими базовыми терминами как «вурдалаки», «яремная вена,» «кровь,» «чеснок», и «без паприки, пожалуйста.» Словарного запаса не хватало, чтобы расспросить о местонахождении пропавшей девицы (хотя как знать, как знать!) Кроме того, стоило этнографу появиться на горизонте, как селянки разразились устным народным творчеством.