Помня о том, что девочка вчера не ужинала, Аглая встала пораньше и поставила тесто на оладьи. Нажарила целую гору – пухлых, румяных, пахнущих подсолнечным маслом. И теперь смотрела на падчерицу, которая отщипывала от оладьи маленькие кусочки и скучно жевала. На языке у Аглаи вертелось замечание, что оладьи едят ножом и вилкой. Что неприлично сидеть, подвернув под себя ногу. Что за столом надо есть, а не спать… Но взглянув на Аню, сидевшую с каменным лицом, она сказала совсем другое.

– В воскресенье у отца выходной, хочешь, съездим… на озеро это. Ты дорогу-то запомнила?

– Запомнила. Вы езжайте. Я не хочу.

Да уж… Благодарности от неё не дождёшься. Сколько волка ни корми, он в лес смотрит, подумала Аглая. А больше ничего не успела подумать, потому что в калитку постучали.

– Здравствуйте, Аглая Петровна. Мы на Чайкин пруд идём, на пикник! Алле бабушка разрешила, и мне тоже. Можно, Аня с нами пойдёт?

– Да пусть идёт, кто её держит, – только и сказала Аглая Петровна. Аня неверяще на неё посмотрела, и Аглая отвернулась, чтобы не видеть её глаз. Муж велел, чтобы девочка не уходила с участка и не болталась по чужим дачам, неизвестно с кем. Дружить Ане разрешалось только с Юлей и Катей, жившими по соседству, и с Розой Бариноковой.

Аглая Петровна строго за этим следила: Виктор Николаевич не любил, когда не выполнялись его распоряжения. И чего девчонке не хватает? Ежедневные прогулки на ферму, телевизор, книжки, вышивание (набор для вышивания стоил восемьсот рублей, но у Виктора Николаевича были свои представления о воспитании дочери: если нравится – пусть вышивает, денег не жалко). Подружка к ней каждый день является, как красно солнышко. После того, как Виктор познакомился с Розиным отцом, Ане разрешено у неё бывать хоть каждый день, никто не препятствует. А что дружит она только с Розой, а с Катей и Юлей знаться не желает, так это её право. И проблемы её. А не нравится – так пусть с отцом своим говорит, Аглая тут ни при чём. Что она может сделать? Слово мужа в семье – закон, и плохого он дочке не желает.

Кажется, теперь проблемы будут у самой Аглаи… Но не отпустить Аню на пруд она не могла. Девчонка со вчерашнего вечера сама не своя, и что с ней такое? Переходный возраст, наверное. Да пусть идёт. Чайкин пруд недалеко, метров семьсот по дороге вдоль дач. Купаться в нём нельзя – берега заросли камышом, а в воде кишат головастики и мелкая рыбёшка, которой питаются чайки, в изобилии кружащие над прудом. Прогуляются девчонки, ноги разомнут, ничего с ними не случится. И Виктор ни о чём не узнает, если у Ани хватит ума не посвящать отца в детали своего времяпровождения.

– Иди собирайся, одевайся, косынку на голову не забудь, да поесть возьми с собой, на весь день идёте. Бутерброды возьми и печенье, и хлеб возьми чёрствый, чайкам побросаете. И воды с собой возьми, и не вздумай из скважины общей пить, она железом пахнет, а наша чистая, вкусная. Девочки подождут, без тебя не уйдут… И чтобы в семь дома была. Отец приедет, а тебя нет, что я ему скажу? Часы не забудь!

– А… за молоком мне надо идти? – зачем-то спросила Аня, удивлённая столь длинной тирадой обычно немногословной мачехи. Ей же ясно сказали – вернуться не позже семи.

– За молоком я одна схожу, не заблужусь, дорогу знаю.

Аня вздохнула («Вздыхает она… С чего ей вздыхать-то?») и пошла собираться.

Всю дорогу Роза рассказывала девочкам школьные анекдоты. Алла тоненько хихикала. Аня хохотала, запрокинув голову, охваченная бурным весельем, в котором психолог усмотрел бы повышенную возбудимость и угнетённую психику.