Потирая ушибленное место, ворчал: «Ну и дочку я вырастил, отца родного приложила, алыхь-алыхь! (возглас удивления и восхищения у черкесов). Скоро она меня в бараний рог скрутит, как в глаза людям смотреть буду?»
Роза устало улыбалась. Отца было жалко, вон – лежит, никак не встанет… И откуда-то появлялись силы, она поднимала его за руку, с удовольствием повторяя его же слова: «Отдохнул уже, вставай». И добавляла извинительно: «Я больше так не буду, я буду тихонько».
Чермен поднимался, по-стариковски кряхтя и пряча улыбку. Роза хохотала, запрокидывая голову и изнемогая от смеха.
Такое неправильное, непедагогичное воспитание приносило – нет, не плоды даже, а обвальные урожаи. Детская неуклюжесть сменилась отточенностью движений, бессилие – гордостью, а страх – уверенностью в себе. В студии современного танца, куда её отдали по инициативе Инги, девочке пообещали участие в международном конкурсе. О чём она с торжеством объявила отцу.
Чермен развёл руками. И подарил дочке бассейн. Она давно просила. Но не покупать же надувной, как у всех! В нём только мокнуть, плавать не получится. И Чермен купил соседний участок, соблазнившись фундаментом и подвалом, которому нашёл применение. Бассейн был подарком из разряда запредельных. Но дочь у него одна, и она заслужила.
Вода в бассейне цветом напоминала морскую, потому что дно было выложено зелёной мозаикой, изображающей шёлковое покрывало со звёздами и хвостатыми стрелами цвета солнца. Звёзд было двенадцать, стрел – три.
Двенадцать звёзд это двенадцать административных округов Черкессии, три перекрещенные стрелы – три главенствующих княжеских рода, символ единства и миролюбивых намерений, зелёный цвет – цвет зелёных лугов Адыгеи, её покрытых лесами гор, символ жизни (ни христианства, ни ислама тогда еще не было). Жёлто-золотой – символ языческого бога Ра, бога солнца.
Зелёно-золотой флаг адыгов, потомков древних атлантов…
Чермену мозаика обошлась в круглую сумму, но он не жалел. Под толщей воды переливалась зелёным шёлком, вспыхивала солнечными звёздами его Адыгея, где осталось его детство, осталось его сердце.
– Бассейн твой, купайся сколько влезет, разрешения не спрашивай. Но учти, вода колодезная, из скважины, ей надо нагреться, – сказал Чермен дочери, уже зная, что Роза не станет дожидаться, пока согреется вода, полезет в ледяную. И Эмилия Францевна вытряхнет из него душу… Дал же аллах тёщу, – беззлобно думал Чермен.
* * *
Всю осень, до самых холодов, Вика Пилипенко приходила к Бариноковым каждое воскресенье и терпеливо учила Розу рисовать. А когда выпал снег и дачный сезон закончился, Чермен нанял дочери преподавателя, к негодованию Эмилии Францевны, которая считала, что девочка перегружена «дополнительными образованиями». Роза всерьёз пугалась, что папа послушает бабушку и не разрешит ей рисовать. Чермен только усмехался. Ничего. Этот год пусть учится, посмотрим, как у неё пойдёт. А через он заберёт её из школы, и будет учиться дома. Экстернат, два класса за один год, и экзамены тоже экстерном. Чермен наймёт ей преподавателей по рисунку, будет прилежно заниматься, и всё у неё получится, и будет поступать в Архитектурный. Пусть только попробует не поступить.
Роза о планах отца ничего не знала и с увлечением рисовала пейзажи и цветы. Больше у неё ничего не получалось. Репетитор, доцент МАРХИ (Московский Архитектурный институт), честно сказал об этом Баринокову, но тот только улыбнулся: «Не получается, значит будет архитектором ландшафтов». В том, что его дочь поступит на дизайнерский факультет, он не сомневался. Не зря же он платит «честному» доценту такие деньги…
Часть 4. Год спустя
Глава 21. Домашняя девочка
Не так – у взрослых. |