Знаком он велит мне подойти, но я остаюсь на месте. Чувствую, как дрожат мои руки, но берегусь искушения сцепить их, чтобы хоть чем-то выдать свою слабость. Мне не страшно сейчас, но страшно умирать. Что бы там ни было, за порогом, для меня это Неизвестность. Как она примет меня? Он делает знак своим прислужникам, и один из них, молчаливо отложив опахало, направляется ко мне. Я сопротивляюсь изо всех сил, но он выше меня на две головы и в разы мощнее – угрюмый, с большими ручищами и сильный, как сам демон Тьмы. Когда меня швыряют к ногам Господина, я вижу в его похотливом взгляде искренний интерес.

   Я ошибалась, полагая, что меня ждет свобода. Моя жизнь – кошмар наяву, и с каждым днем он становится все ужаснее. Временами мне кажется, что только забываясь сном, я живу, но и той жизни становится несоизмеримо мало. Храм мне больше не снится, зато я вижу руины городов и сражения, вижу, как рушатся империи и воздвигаются новые. Я вижу, как низвергают богов, а на пьедесталы возводят людей. Какое место во всем этом отведено мне? Я не знаю. Время во снах мелькает, как вихрь, забирая десятки и сотни лет, но я не меняюсь. На моих руках неизменно кровь, но и не только. Я чувствую её привкус на губах, и это будоражит. Чувствую могущество, которое она дает мне.

   Если бы у меня была хотя бы сотая доля сил, что я обретаю во снах, я бы свернула ему шею… Нет, я бы убила его медленно. Медленно, наслаждаясь каждым стоном и хрипом, как он наслаждается мучениями своих жертв.

   Я ошибалась, полагая что меня казнят за неподчинение. Господину по нраву моя несговорчивость. Он рад тому, что я оказалась строптивой. Ему нравится, когда сопротивляются, нравится видеть ненависть в глазах тех, кого он насилует, но мало кто смеет не подчиниться его воле. Нас воспитывают в слепом безоговорочном повиновении, но в моем поступке был нехитрый расчет. Я в самом деле хотела умереть, а каково другим? Не верю, что кто-то готов отдаться ему по собственной воле, а если такие есть, мне искренне жаль. Лучше сразу умереть, чем возжелать такое, пусть даже из боязни или привычной, годами воспитанной в тебе покорности. 

   Ему любы ненависть, а не страх и не покорность скотины, которую ведут на убой. В те редкие минуты, когда со мной разговаривают наставницы, мне говорят, что никто из наложниц не нравился ему так, как я. Другие смотрят на меня со странной смесью облегчения и жалости. Они считают, что я не в себе, что во мне живут демоны Тьмы, которые не подпускают ко мне смерть. Возможно, они правы.

   Ненависть – единственное, что я никогда не устану ему дарить. Я всякий раз содрогаюсь, вспоминая свою первую ночь с ним – не от страха, но от ярости. Я сопротивлялась до последнего, но его это лишь распаляло. Моя кровь была повсюду: на простынях, на моих бедрах, на его руках, на занавесях и на кожаной витой плети. Я никогда не забуду боль, которую он мне причинил и буду запоминать каждую ночь, каждую пытку и каждую муку. Помнить – мое право и единственное спасение. Ибо только ради этого я живу. Я больше не хочу умирать, у меня появилась цель: ненависть к нему, которая поможет мне рано или поздно его уничтожить.

   1232 год до н.э.

   Моя жизнь – череда дней, наполненных злобой к гаду, с кем я провожу ночи. Гадом я называю его не случайно – каким-то чудом он выжил после нападения на его караван и, хотя, потерял много товара, охранников и рабов, самому ему удалось уцелеть. Ползучий, изворотливый, мерзкий гад. Я бы с большей радостью целовала змей, а ещё лучше – подсунула ему в постель, чтобы последние мгновений его жизни были наполнены мукой. К несчастью, за мной следят – за каждым моим шагом.

   Каждая встреча превращается в поединок. Его интерес не ослабевает, несмотря на то, что прошло столько времени.