Зачем? – соврал я. – Завтра вместе пойдем в кино.
– А послезавтра? Если у вас ног от меня тайн! Мне одиноко по вечерам.
– Тетя, дорогая… Прости меня!
Я прижался к ней. Она чуть-чуть отодвинулась.
– Когда ты был маленьким и боялся оставаться дома один, я отказывалась от всего, но не покидала тебя. Взаимности не требуют либо она есть, либо ее нет Вместо ответа я снова прижался к тете.
* * *
Третий раз за эти полтора месяца беру в руки дневник, чтобы написать: некогда! А о том, что я испытываю, что говорю ей, не хочу, чтобы узнали и через пятьдесят лет. Это касается только нас с Любой…
* * *
– Это касается и меня, – сказала сегодня мне тетя Зина. – Пусть она зайдет к нам. Но Люба заходить не хотела.
– Почему? – спросил я ее.
– Терпеть не могу экзаменов. Самая жуткая пора в жизни! Ты, надеюсь, не возражаешь?
Еще не было случая, чтобы я с нею не согласился.
– Самая жуткая… Ты права. Но тетя не собирается тебя экзаменовать.
– А ей и собираться не нужно. У нее это само собой получается. Она тебя любит… Но это не значит, что она должна любить тех, кого любишь ты.
Не сказала: «Тех, кто любит тебя». Нет, не сказала!
– Как утверждал кто-то из великих: «В отличие от математики, две величины, порознь равные третьей, в жизни вовсе не обязательно равны между собой». Обвинять твою тетю нельзя. Я тоже буду изучать под электронным микроскопом, с кем начнет ходить мой ребенок в кино, на концерты.
«Наш ребенок» – она не сказала
* * *
– Ты добрый… И очень послушный. В хорошем смысле!
Это были самые нежные слова, которые я до нынешнего дня слышал от Любы. Я и сегодня более ласковых слов от нее не услышал.
Когда я снова стал приглашать Любу к нам, она ответила:
– Мне не хочется обижать тебя и твою тетю. Неудобно отказываться… Тем более что она воспитала тебя. И я ее за это уважаю. Даже люблю!
Тетя удостоилась слов, которых я пока еще не дождался.
– Почему, если не секрет, ты живешь с ней, а не с мамой? Твоя мама, ты говорил, жива и здорова. Я раньше не решалась этим интересоваться. Кто-то из великих сказал: «Не спеши с вопросом, если знаешь, что к тебе не будут спешить с ответом». Но теперь уж, по-моему, можно…
Значит, ее отношение ко мне стало лучше, чем прежде. Слово «лучше», правда, здесь не вполне подходит. Лучше или хуже могут относиться преподаватели, Николай Михеевич, двадцать шесть остальных моих однокурсниц, называющих меня «женихом» уже не с любопытством и ожиданием, а с безразличной определенностью. На меня махнули рукой… Они соединили меня с Любой прочно и на-
всегда. Но она такого категоричного решения принимать не спешила.
Тете Зине очень хочется знать все подробности.
– Показываю ей город, – сообщил я.
– И все?
– И все.
– Экскурсовод! – якобы с насмешкой, а на самом деле с облегчением сказала тетя. – Где же вы побывали?
– Во всех известных музеях, кроме, кажется, Музея восточных культур. В театрах, куда сумел и достать билеты… Я ее в Архангельское возил.
– А в места, связанные с бессмертными литературными именами? В музей Чехова на Садовом кольце?
– Там ремонт.
– А квартира Толстого?
– Я как-то не догадался…
– Это необходимо для всей вашей будущей деятельности. |