|
Он простучал стену, и она оказалась сплошным гипсовым простенком на деревянном каркасе. В середине этой безупречной стены, как он клянется, когда то была кухонная дверь. Мужчина из Оушн Парк говорит по телефону: — Может, я ошибаюсь, но в доме ведь должна быть кухня? Разве нет? Это ведь указано в законах о строительстве, или где то там? Дама из Сивью заметила пропажу бельевой кладовки только тогда, когда недосчиталась чистых полотенец. Мужчина из Оушн Парк рассказал, что взял из буфета в столовой штопор. Пробуравил дырочку в том месте, где на его памяти была кухонная дверь. Достал из буфета столовый нож и чуть расширил отверстие. У него на брелке маленький фонарик, и он прижался щекой к стене и глянул сквозь проделанную им дыру. Он скосил глаза, а внутри оказалась комната, стены которой были вдоль и поперек исписаны фразами. Он скосил глаза, дал им привыкнуть, и смог прочесть лишь обрывки: «…ступите на остров и умрете…», — гласили слова. — «…бегите оттуда со всех ног. Они убьют всех детей Божьих, если это значит спасти их собственных…» Там, где должна была оказаться его кухня, говорилось: «…всех вас на бойню…» Мужчина из Оушн Парк советует: — Вам бы приехать да глянуть, что я нашел, — говорит его голос на автоответчике. — Уже сам почерк стоит поездки. 28 июня СТОЛОВАЯ в Уэйтензийской гостинице именуется Древесно золотой, из за ореховой отделки и золотой парчовой обивки. Здесь камин, обитый резным орехом, с полированными латунными решетками. Огонь приходится поддерживать даже тогда, когда ветер дует с континента: при этом дым шарахается назад и выкашливается клубами спереди. Рвется сажа и дым, доходит до того, что приходится вытаскивать батарейки из всех противопожарных детекторов. После этого вся гостиница чуть отдает пожаром. Каждый раз, когда кто нибудь закажет девятый или десятый столик, который у камина, а потом берется скулить, жалуясь на дым и жару, и требует другой столик, сделай пару глотков. Возьми да отхлебни того, что есть. Для твоей бедной толстой жены сойдет и столовое шерри. Вот очередной день в жизни Мисти Марии, королевы среди рабов. Еще один самый долгий день в году. Это игра, в которую может играть каждый. Это всего навсего личная кома Мисти. Пару глотков. Пару аспирина. И еще раз. В Древесно золотой столовой, напротив камина — окна с видом на береговую линию. Половина обожженной мастики окаменела и осыпалась, поэтому внутрь со свистом задувает холодный ветер. Окна потеют. Влага в помещении оседает на стекле и сбегает струйками, собираясь в лужу, пока не пропитывает пол; и ковер воняет как кит, выброшенный на берег в последние две недели июля. За окном весь горизонт утыкан рекламными щитами, все теми же торговыми марками, — фаст фуда, солнечных очков, теннисных туфель, — такие же отпечатаны на мусоре, обозначающем линию прибоя. В каждой волне видны плывущие окурки. Каждый раз, когда кто нибудь просит четырнадцатый, пятнадцатый или шестнадцатый столик, который у окна, а после жалуется на сквозняк и вонь чавкающего промокшего ковра, когда они ноют и требуют другой столик, нужно сделать глоток. Священный Грааль этих летних людей — идеальный столик. Кресло власти. Положение. Место, где они сидят, никогда не сравнится с тем, где их нет. Сколько тут народу, — просто пересечь столовую уже значит получать тычки в живот локтями и задницами. Шлепки сумочками. Прежде, чем мы пойдем дальше, тебе, быть может, стоит одеться чуть потеплее. Быть может, стоит запастись витамином В. Может, и вспомогательными мозговыми клеточками. Если ты читаешь это на публике, остановись, пока не наденешь лучшие и самые качественные трусы. И, все равно, перед этим тебе стоило бы стать где нибудь в очередь на пересадку печени. |
