— Как перед вождем.

— Конечно, и перед вождем, но как вождя-то понимать: вы же, собственно, себя самого ведете.

— Ну, а вы не ведете себя?

— Конечно, веду, но там мои вещи мертвые, ситец там, мануфактура.

— Понимаю, с ситцем вы согласились, но как же с людьми?

— Мария Ивановна, ваша матушка всегда была очень довольна мной.

— Не с Марией Ивановной, а вообще с людьми.

— Вообще с людьми, я считаю, это по преимуществу с собой, как вы сами <1 нрзб.>, что честность ваша и достижения, а так человек каждый имеет свое имя, и я с этими людьми установлен.

— Вы обыватель и ничего не понимаете в общем <1 нрзб.>.

— А я что же вам говорю: я разве что-нибудь понимаю, я необразованный человек и любопытствую от вас поучиться. Вот сейчас, извольте видеть, солнце садится такое красное, — отчего это?

— Оттого, что лучи проходят через разрежение атмосферы.

— Извольте, я таких слов не понимаю. Вот человек стыдится и покраснел, я и объясняю краску его стыдливостью, мне понятно, а про солнце я ничего не могу сказать, потому что я необразованный, и человек мне знакомый, но я родился в этом городе, то его и понимаю, а солнце очень далеко, и я не понимаю, вы же должны это объяснить.

— Я же и объяснил вам: разрежение атмосферы.

— Ну, нет, все это от ума. но я же ума такого не имею и не понимаю: атмосфера… <5 строк нрзб.>.

Краснорядец посмотрел в глаза Коле и подмигнул так, будто весь этот разговор нарочно ведет и сам очень хорошо все понимает и даже про атмосферу…

— Вы наверно все это сами знаете.

— Читал очень много и про атмосферу, все читал, но вывод сделал, что образованный человек знает не больше необразованного.

— И ну что еще?

— <2 строки нрзб.>.

— Один человек сам берет, другому дают, я из тех, кто сам берет, а не дожидается, пока ему подадут милостыню.

— По безумию каждый берет, только он и знает, что берет по безумию, ну а ежели это в закон дать для всех, то что же из этого будет?

— Самостоятельность.

— На каких же ногах?

— На своих.

— А поскользнешься?

— Так тому и быть.

— Какая же самостоятельность выходит?..

8 Декабря. Я раздосадовался на Клычкова, что он, виновник моего ужасного существования в Дубровках, приехал, не ударив пальцем для спасения семьи моей от холода, сырости и объявив, что дров нет, печи не поставлены, прямо начал читать свое новое стихотворение «Лисица». И это, вероятно, хорошее стихотворение, я не слыхал, сам он мне казался противным, едва удержался не сказать ему дерзость. Вот так и я ношусь в семье своей с писательством, а не вникаю сердцем в их жизнь. Поэтому я виноват по существу, как семьянин.

Отношения семейные, как и государственные, реализуют наши слова, наши мечты…

9 Декабря. Вчера Мандельштам сказал, что всего лучше, когда молодой поэт, прочитав стихи, просит сейчас же ответа, сказать: «Это для вас характерно». Тут я вспомнил Блока — вот кто единственный отвечал всем без лукавства и по правде, вот был истинный рыцарь. Наконец, я понял теперь, почему в «12-ти» впереди идет Христос, — это он, только Блок, имел право так сказать: это он сам, Блок, принимал на себя весь грех дела и тем, сливаясь с Христом, мог послать Его вперед убийц: это есть Голгофа — стать впереди и принять их грех на себя. Только верно ли, что это Христос, а не сам Блок, в вихре чувств закруженный, взлетевший до Бога (Розанов: «Это все хлысты», «бросайтесь в чан»).