Прыгает от женщины к женщине Дон-Жуан, прекрасный тем, что он то умирает, то воскресает, неустанно стремясь к погибели и презирая ее. Прекрасная Дама и ему не достанется.
Но Прекрасная Дама приходит неузнанной, неведомой никому подругой в таинственной чудесной жизни, и о ней поет, как о прошлом, поэт в минуту утраты, воскрешая ее истинный образ в наших сердцах.
Так вот этот мир молчания напряженного пола, неведомой тишины обрывают лишь стуки молотка и крики погоняльщика в те стены, на которых написано: «Посторонним вход воспрещается». А за стеной этого девственно-напряженного мира все уже кончено: там в золотую куколку обращается все: и любовь, и дружба, и поэзия, и Прекрасная Дама там продается за деньги.
Так мы, юноши эпохи появления в России первой марксистской книги Плеханова, приняли «Капитал», почему же иначе его понимают в обществе, где в каждом городишке отлита из гипса голова Маркса? Вот странный вопрос, уводящий, если хорошенько подумать, в бездну сомнений.
Есть еще, как я считаю, гениальный и остроумнейший писатель, за которого я хочу заступиться: он мог писать и о рукоблудии, и подробно описывать свои отношения к женщине, к жене, не пропуская малейшего извива похоти, выходя на улицу вполне голым, — он мог!
И вот этот-то писатель, бывший моим учителем в гимназии, В. В. Розанов, больше чем автор «Капитала», научил, вдохнул в меня священное благоговение к тайнам человеческого рода.
Человек, отдавший всю свою жизнь на посмешище толпе, сам себя публично распявший, пронес через всю свою мучительную жизнь святость пола неприкосновенной — такой человек мог о всем говорить.
Вот и Б. Пильняк <2 нрзб.> хочет сказать, как Розанов, но, как обезьяна, он говорит, и так только у Розанова <1 нрзб.> пол, все так благоухает ароматом цветов, а у Пильняка наше отечество и наша надежда (революция) «воняет половым органом».
Почему это так? вот второй странный вопрос.
Странный?
Очень, потому что это беспутные наследники расточают богатство отцов, а у меня все сердце об отцах изболелось.
Земля наша вся растрескалась, покрылась оврагами, рождая великих людей, наших отцов, земля устала, мы, наследники величайших творцов духа, должны вернуть земле ее утраченное, а мы об этом не думаем и сами все метим в великие люди.
А что получается?
Вижу большую дорогу нашей печальной страны, и по ней едет обоз, впереди на солнце блестят кресты церквей, звонят к обедне; мужики звон не пропустили, перекрестились, но и заметили, что из города навстречу им бежит собачья свадьба, и один, подумав, сказал: «Кобели за сукой бегут, а мы, братцы, за какою сукой бежим?»
И я тоже спрашиваю вас об этом, братья писатели, за какою сукой бежим?
24 Декабря. Христос как данное из пережитого, церкви, родины, культуры, семьи — что это? Слова матери: «Не знаю, а мне кажется, Христос был очень хороший». Клавд. Вас. сказала: «А мне кажется, что нет лучше… что может быть лучше русского человека? ха-ар-рроший человек». В этом Христе все, что привыкло, смирилось, помирилось, сошлось в чем-то, тут много жалости, сострадания, милостыни и «по человечеству».
Импровизатор Зубакин Борис Михайлович:
25 Декабря. Именины Разумника — читал ему «Раба».
Зеркало — все погубило: какая-то надмирная женщина (звезда) — одна, она родная, но она и надмирная, это не просто женщина, женщина с кривыми чертами лица, и только глаза прекрасные — женщина, товарищ и друг, а если просто женщина, за которой ухаживаешь и которая достается на счастье этой жизни, — тут зеркало и губит: ты не такой, как все, и она тебе не достанется!
26 Декабря. Читали изумительную пьесу В. |